Страница:Адам Мицкевич.pdf/332

тепьяно. Впрочемъ, ты думаешь только о Божьей славѣ, преданный только обязанностямъ своего сана (быстро просматриваегь книги). Вотъ какъ, ты любишь свѣтскія книги; ахъ, эти убійственныя книги! (сжимаетъ книжку). О, небо и пытки моей юности! Онѣ свихнули основу моихъ крыльевь и выломали ее, поднявъ вверхъ, и съ этихъ поръ я уже не могу исправить свой полетъ книзу. Влюбленный въ грезы, видѣнныя лишь во снѣ, не вынося скучнаго оборота земныхъ вещей, презирая существа обычпой природы, я искалъ, ахъ, я искалъ той божественной возлюбленной, какой не было въ подлунномъ мірѣ, которую создало лишь изъ пѣны волнъ воображеніе, восторгъ увлеченія, а страсть убрала въ собственные цвѣты. Но въ это холодное время нѣтъ идеала, и черезъ теперешнее я улетѣлъ въ золотые вѣка: я носился по небу, выдуманному поэтами, преслѣдуя и блуждая, неутомимый преслѣдователь въ блужданіи. И наконець, напрасно изрыскавъ далекіе края, я начинаю падать и уже бросаюсь въ грязныя рѣки наслажденій; но прежде чѣмъ броситься, я оглядываюсь еще разъ вокругъ себя... О, наконецъ, я нашелъ! Я нашелъ ее около себя, я нашелъ ее, чтобы потерять навѣки!» Со свойственнымъ простодушному деревенскому священнику любопытствомъ ксендзъ разспрашиваетъ гостя, давно ли онъ потерпѣлъ свою утрату. Пустынникъ отказывается отвѣчать, но проситъ позволенія ввести въ домъ своего спутника. Черезъ минуту онъ возвращается, таща вѣтку елки, какъ герой тиковской повѣсти опирается на цѣлую елку. Дѣти испуганы: не разбойникъ ли это, который хочеть убить ихъ отца дубиной; смущенъ и ксендзъ, а гость представляетъ своего пріятеля и извиняется за него: «неловокъ онъ, въ лѣсу воспитанъ; ну, кланяйся!» Подробность, найденную у одного изъ романтиковъ, Мицкевичъ сумѣлъ выдвинуть и подчеркнуть для того, чтобы образъ его героя сталъ еще болѣе страннымъ и прихотливымъ. Новый монологъ пустынника: «Это - елка? Ахъ, ученый ксендзъ! Ахъ, ты, голова, голова. Вглядись хорошенько; вѣдь это вѣтвь кипариса! Это память о разлукѣ, это символъ моей участи. (Беретъ книжки.) Возьмика книгу да прочитай исторію прошлыхъ вѣковъ; два дерева считались священными у грековъ. Тотъ, кто любилъ, взаимно любимый, радостно украшалъ свою голову миртовой зеленью. (Пауза.) Кипарисовая вѣтвь, сломанная ея рукой, постоянно напоминаетъ мнѣ послѣднее прости! Я взялъ ее и спря-