Страница:Адам Мицкевич.pdf/336

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница не была вычитана

къ ужасу священника, который начинаетъ догадываться, что имѣетъ дѣло съ загробнымъ жителемъ. Въ страхѣ онъ подзываеть къ себѣ дѣтей; онъ готовъ заклять ужасный призракъ, который, въ свою очередь, вызываетъ изъ неодушевленныхъ предметовъ голоса духовъ. И тутъ обнаруживается странная цѣль прихода Густава: ему будто бы необходимо было внушить духовенству уваженіе къ старому обряду дѣдовъ, который въ глазахъ ксендзовъ оказывается преступнымъ языческимъ праздникомъ. «Они просятъ черезъ меня, и я сердечно совѣтую: верни намъ Дѣды. Тамъ, у престола Всемогущаго, когда чаши вѣсовъ точно измѣряють нашу жизнь, тамъ больше вѣситъ слеза одного слуги, искренно пролившаго ее надъ тобой, когда ты умеръ, нежели лживыя сожалѣнія, о которыхъ трубитъ печать, нежели нанятая толпа провожающихъ и одѣтыя въ трауръ процессіи. Если, жалѣя о смерти добраго помѣщика, народъ ставитъ на его могилѣ купленную имъ свѣчу, эта свѣча ярче горитъ въ мракѣ вѣчности, нежели тысяча лампадъ, зажженныхъ въ неискренней печали. Если онъ принесетъ кусокъ медовыхъ сотовъ, скромный горшокъ молока и посыпетъ могилу горстью муки, онъ накормитъ душу лучше, о, гораздо лучше! чѣмъ родные моднымъ баломъ, устроеннымъ на поминкахъ». И снова диспутъ между ксендзомъ и Густавомъ, который упрекаетъ священника въ томъ, въ чемъ никакъ нельзя было упрекать ксендза, заявившаго свое исповѣданіе вѣры согласно ученію Церкви. Никогда ксендзъ не отрицалъ существованія душъ, и ироническое замѣчаніе Густава: «Итакъ, духовъ нѣтъ? Этотъ міръ бездушенъ? Живетъ, но живетъ только, какъ голый скелетъ, который врачъ приводитъ въ движеніе тайной пружиной?» — это замѣчаніе бьетъ мимо цѣли. Оно характерно только для тогдашняго суроваго отношенія самого Мицкевича къ раціонализму и духовенству, но вовсе не отвѣчаетъ настроенію чувствительнаго священника, который именно фантастическими романами «убиль» Густава. Характеренъ для поэта и тонъ глубокаго демократизма, проникающій его нападки на суету тщеславія, на богатыхъ и знатныхъ. Въ этомъ тонѣ проведенъ и заключительный монологъ Густава, который начинается съ мистическаго раскрытія тайнъ загробной жизни и постепенно переходитъ въ примиреніе съ судьбой, въ апоѳеозъ высокой любви, въ яркій идеализмъ вѣры, въ милосердіе и правосудіе Бога. И наконецъ слѣДуетъ «наставленіе». Густавъ выступаетъ въ роли одного изъ