Страница:Адам Мицкевич.pdf/342

Мицкевича, какихъ мы не найдемъ у его чувствительныхъ родственниковъ, Вертера или Эмиля, или Санъ - Пре, или Ренэ. Густавъ — и самъ «филаретъ», какимъ былъ его авторъ, и передъ нимъ длинный путь блужданій по землѣ въ поискахъ идеала. «Weltschmerz'a, отвращенія къ жизни, какъ бездѣльному существованію, въ немъ нѣтъ вовсе; свѣтъ совсѣмъ не кажется ему всепоглощающимъ чудовищемъ, но представляется ему поприщемъ славы, заслуги и стремленія къ идеаламъ. Если онъ страдаетъ, доходя до безумія, если онъ борется съ міромъ, то дѣлаетъ это потому, что люди не понимаютъ или противятся божественнымъ цѣлямъ, что они стали на пути къ осуществленію союза двухъ душъ, которыя самъ Богъ цѣпью увлеченія сковалъ другъ съ другомъ навѣки». Такъ характеризуетъ это различіе между Густавомъ и Вертеромъ проф. Третьякъ. Однако, замѣчаетъ другой писатель, Адамъ Белциковскій, «той энергіи, той эластичности души, которая позволяетъ высвободиться изъ -подъ всякой тяжести, въ авторѣ « Дѣдовъ» не было. Не могъ онъ сказать себѣ, какъ Гёте, что не хочетъ страдать и отдѣлаться отъ страданья, какъ Гёте, разъ это послѣднее парализовало дѣятельность его духа». И потому, продолжаетъ тотъ же авторъ, характеръ Густава не развивается, не растетъ; онъ одинаковъ съ первой до послѣдней минуты. Въ статьѣ, посвященной «Дѣдамъ», Ст. Тарновскій справедливо отмѣчаетъ еще одну яркую особенность душевнаго склада мицкевичевскаго героя: Густавъ отличается отъ Вертера, отъ Линара «Валеріи» и подобныхъ имъ героевъ тѣмъ, что «не теряетъ сознанія того, что въ немъ является болѣзненнымъ»; развивая эту мысль въ своей исторіи польской литературы, Тарновскій (IV. 30) замѣчаетъ, что «въ пониманіи поэта, даже въ собственномъ своемъ пониманіи, Густавъ далекъ отъ правды, дѣйствуетъ вопреки требованіямъ справедливости, и потому, хотя самъ онъ, какъ образъ, принадлежитъ къ числу болѣзненныхъ героевъ, однако въ цѣломъ поэма, четвертая часть «Дѣдовъ», таковой не представляется». Этотъ обзоръ взглядовъ польской критики на Густава я заключу, какъ выводомъ, слѣдующими словами проф. Калленбаха изъ его статьи о IV части поэмы: «На возникновеніе четвертой части «Дѣдовъ» оказали вліяніе два могучіе элемента, безпредѣльная любовь и эти «убійственныя» книжки. Первая была живымъ огнемъ, упавшимъ съ неба, послѣднія — обильно собраннымъ горючимъ матеріаломъ, Густавь - Геркулесъ