визаціи составлялъ постоянную приманку для избалованнаго общества. На этомъ пути онъ и встрѣтился съ красавицей Собанской, которая такъ мало походила на предметъ его перваго увлеченія, Ковальскую, не говоря уже о чувствительной и мечтательной Марылѣ. Ковальская оставила нѣжное и благодарное чувство въ душѣ поэта и тогда, когда страсть миновала; съ тоской и отчаяніемъ вспоминалъ онъ о Марылѣ. Презрѣніе къ женщинамъ, къ этимъ «Данаидамъ», вынесъ Мицкевичъ изъ своихъ одесскихъ исторій, въ которыхъ онъ, какъ писалъ годъ спустя, игралъ роль «паши».
Внѣшняя жизнь Мицкевича за это время шла, кажется, недурно: братъ его сообщалъ знакомымъ, что Адамъ хорошо перенесъ путешествіе и здоровъ; море вдохновляло поэта и вызывало у него импровизаціи; матеріальное положеніе было сноено. На свободѣ Мицкевичъ принялся за итальянскій языкъ, читаль и переводилъ Петрарку и Данте; нашли и англичанина, у котораго стали брать уроки англійскаго языка; часто посѣщали оперу, видѣли веберовскаго «Фрейшютца». Вь апрѣлѣ Ежовскій и Малевскій, которые переводились въ Москву, уѣхали на сѣверъ; Мицкевичъ же получилъ отвѣтъ, что въ архивѣ коллегіи иностранныхъ дѣлъ всѣ мѣста заняты, и подалъ прошеніе о назначеніи его въ канцелярію московскаго военнаго губернатора. Предстояло провести въ Одессѣ цѣлое лѣто. Судя по стараніямъ Собанской внушить Аеру (Ржонжевскому), что съ Мицкевичемъ ее соединяла чисто братская дружба, такъ какъ, во первыхъ, она была замужемъ, а, во вторыхъ, за ней уже ухаживалъ генералъ Витть (особенно, если неизвѣстную Д. Д., героиню самыхъ пламенныхъ одесскихъ сонетовъ Мицкевича, слѣдуеть отожествить, какъ полагаетъ проф. Третякъ, именно съ Собанской) — судя по этимъ даннымъ, можно утверждать, что между одесской «львицей» и польскимъ поэтомъ установились далеко не братскія отношенія. Бурная, безумно ревнивая страсть охватила Мицкевичана югѣ Россіи, въ періодъ неизвѣстности и бездѣятельности; и позже, въ 1831 году, въ такихъ же условіяхъ невѣдѣнія завтрашняго дня, какой то нравственной распущенности онъ ушелъсамъ отъ себя въ такую же ненужную, чуждую его нравственной природѣ связь съ замужней женщиной. Но никогда такія страсти не давали радости Мицкевичу. Различные эпизоды этой любви, ея торжество и рѣзкій конецъ, Мицкевичъ воспѣлъ въ «Любов-
