настроенія поэта, но только они приводятся въ гармонію съ нею. Личная душевная жизнь самого Мицкевича: вотъ все, о чемъ говорять эти сонеты. Напрасно мы стали бы искать въ нихъ какойнибудь общественной или политической нотки. Какъ было поляку не затронуть этой нотки при видѣ разрушенныхъ царствъ Крыма, съ удивленіемъ спрашиваетъ польская критика, которая склонна объяснить этотъ индиферентизмъ поэта, его осторожностью, нерѣшительностью. Едва ли это такъ: политическая нотка внесла бы рѣзкій диссонансъ въ поэзію глубоко интимныхъ, лирическихъ настроеній, какой явились сонеты. Набросанные въ пору любви, когда душа его разрывалась между старой больной любовью къ Марылѣ и Литвѣ и новой бурной страстью къ Д. Д., нашедшей свое мѣсто и здѣсь, эти сонеты были чужды политикѣ. И, въ сущности, какая далекая связь между восточнымъ ханствомъ Гиреевъ и Литвой, сохранившей столько своей государственной самобытности до 1830 года. Поэтъ «гражданской скорби» нашелъ бы эту связь и заставилъ бы себя вдохновиться политической участью крымскихъ ханствъ. Мицкевичъ въ эту пору былъ еще слишкомъ непосредственнымъ поэтомъ - романтикомъ, и лишь красота забытыхъ развалинъ, лишь легенды, съ ними связанныя, заставили забиться его сердце. Море и горы царятъ въ сонетахъ, не люди и не политика. И разныя чувства внушають они поэту: среди крымскихъ горъ онъ чувствуетъ себя властелиномъ. Онъ готовъ былъ бы произнести вмѣстѣ съ Пушкинымъ гордыя слова о горахъ, которыя разстилаются «подъ нимъ». Онъ можетъ заглянуть въ такія бездны, куда гибельно проникнуть человѣческому взору. А море - властелинъ надъ нимъ. Оно раскинется въ недвижномъ просторѣ, - и такое же спокойствіе снисходитъ въ тревожное сердце поэта. Бушуя, оно даетъ ему наслажденіе, опасности; онъ сливается въ мятежномъ чувствѣ со стихіей.
Мицкевичъ всегда оставался поэтомъ дѣйствительности. Чувство правды слишкомъ сильно говорило въ его душѣ; оно разбило кору условности, когда поэть еще признавалъ требованія условной поэзіи; и онъ заговорилъ о томъ, что дѣйствительно пережилъ. Это чувство правды, которое достигло могучаго выраженія въ монологахъ Густава, проникло эротику Мицкевича, которая съ какой - то совѣстливой точностью стремится передать переживанія любви. Описывая Крымъ, поэтъ такъ же точенъ, какъ въ описаніи родного дома (въ IV части «Дѣдовъ») или
