(Jaenisch), Каролина Карловна Янишъ, извѣстная и въ русской литературѣ подъ своей позднѣйшей фамиліей Павловой. Вл. Мицкевичъ, Третякъ и др. говорятъ о ней, какъ о « красавицѣ», но лично знавшій ее П. Бартеневъ («Русскій Архивъ» 1894) даетъ иной отзывъ: «Съ дѣтскихъ лѣтъ она была окружена ученостью и, будучи единственной дочерью, получила многостороннее образованіе. Природа не дала ей красоты физической, зато щедро надѣлила способностями, и въ особенности къ языкамъ. Она изумляла своей памятью и начитанностью и, будучи еще отроковицею, занималась словесностью на трехъ - четырехъязыкахъ. Когда провожали изъ Москвы Мицкевича, она читала ему хвалебные стихи. Гумбольдтъ проѣздомъ черезъ Москву на Уралъ удивлялся ея дарованіямъ» и т. д. Еще въ 1858 г. «стихи, свои и чужіе, не сходили съ ея устъ», говоритъ Бартеневъ. Изъ воспоминаній самой Каролины Павловой, которыя, къ сожалѣнію, обрываются на ея дѣтскихъ годахъ, мы видимъ, съ какой чуткой и развитой душой встрѣтился Мицкевичъ. Въ ту пору, когда крѣпостное право такъ мало возбуждало этическихъ чувствъ въ обществѣ, молодая нѣмка ужасалась, видя «простоту и хладнокровіе», съ которыми лучшіе люди говорили о помѣщичьемъ произволѣ. «Тотъ же самый князь Одоевскій, памятный мнѣ, какъ человѣкъ въ высшей степени добродушный и благородный, сказалъ разъ отцу моему, что часъ тому назадъ онъ своему зятю продалъ пятьсотъ душъ по копейкѣ за душу. Онъ улыбался, говоря объ этой шуткѣ». Такихъ наблюденій въ этихъ запискахъ Каролины нѣсколько; уже тотъ фактъ, что молодая дѣвушка запомнила ихъ, поразилась ими, указываетъ на исключительное благородство ея души. Могла ли она, восторженная поклонница поэзіи, 20 - лѣтняя дѣвушка, не влюбиться въ Мицкевича? Его вдохновенныя импровизаціи, слава поэта, репутація политическаго борца, «кровнаго поляка», какъ опредѣляетъ его кн. Вяземскій, должны были покорить сердце К. Янишъ, и покорили его.
Какъ же отнесся къ этому Мицкевичъ? Повидимому онъ готовъ былъ одно время жениться на Каролинѣ, но полюбилъ ли онъ ее, это сомнительно. Во всякомъ случаѣ не страсть, а только нѣжное чувство симпатіи возбуждала въ немъ эта дѣвушка. Къ нему благоволила и семья ея. Когда въ концѣ 1827 г. поэтъ уѣхалъ въ Петербургъ и здѣсь остался больше, чѣмъ думалъ,
