Страница:Адам Мицкевич.pdf/541

когда онъ говорить что нибудь болѣе важное, отъ его словъ исходитъ какъ будто бы свѣтъ, такъ ясно становится у тебя на душѣ. И притомъ онъ обладаетъ, очевидно, вѣщимъ духомъ, который, впрочемъ, и прежде уже не разъ объявлялся у него. Самъ онъ мнѣ говорилъ, что выигралъ тысячи двѣ рублей ассигн., держа пари съ разными лицами, иначе представлявшими себѣ события, которыя должны были наступить во время послѣдней турецкой кампаніи, и имѣвшихъ за собой всю логику дѣйствительности (wszelka racyonalność), a онъ основывался только на внутреннемъ чувствѣ». Оказывается, что это отрицаніе логики въ угоду чувству, — результатъ, къ которому Мицкевича, какъ и многихъ другихъ романтиковъ, привело постепенное развитіе первоосновъ романтизма, это отрицаніе заставляло поэта уже въ эту пору писать нѣчто въ родѣ послѣдующихъ своихъ мистическихъ сочиненій. Теперь онъ писалъ по французски огромное сочиненіе. «Исторія будущаго», котораго Одынецъ видѣлъ болѣе 30 листовъ. Мицкевичъ прочелъ ему вслухъ нѣкоторые патетическіе отрывки, т.е. рѣчи въ духѣ Ливія. «Какая это чудесная вещь!» восклицаетъ Одынецъ. «Въ серьезномъ тонѣ исторіи Адамъ хочетъ представить предвидимыя послѣдствія матеріалистическаго эгоизма и эгоистическаго раціонализма, передъ которыми преклоняется теперешній міръ... Адамъ намѣренъ показать это на судьбахъ цѣлыхъ народовъ, сопоставляя наивысшую вершину матеріалистической цивилизаціи съ самымъ глубокимъ упадкомъ чувствъ, духа и вѣры, — нотабене только въ мужчинахъ». Самое изложеніе содержанія представлено Одынцомъ довольно сумбурно, да оно и не важно: съ той же самой идеей, представленной тоже на судьбахъ народовъ, мы встрѣтимся позже, когда Мицкевичъ пророчествовалъ въ Парижѣ. Чрезвычайно знаменательно, что отъ романтизма, протестующаго, индивидуальнаго, Мицкевичъ уже переходилъ къ романтизму религіозному, къ піетизму, къ культу благочестія. Эти новыя точки зрѣнія отразились, прежде всего, на его впечатлѣніяхъ отъ поѣздки.