кое намѣреніе,—но виноватъ я, а не мой хвостъ. Такъ я говорю, господа?
Голодныя птицы, какъ голодные люди, дѣлались несправедливыми именно потому, что были голодны.
Индюкъ изъ гордости никогда не бросался вмѣстѣ съ другими на кормъ, а терпѣливо ждалъ, когда Матрена отгонитъ другую жадную птицу и позоветъ его. Такъ было и сейчасъ. Индюкъ гулялъ въ сторонѣ, около забора, и дѣлалъ видъ, что ищетъ что-то среди разнаго сора.
— Кхе-кхе… ахъ, какъ мнѣ хочется кушать!—жаловалась Индюшка, вышагивая за мужемъ.—Вотъ уже Матрена бросила овса… да… и, кажется, остатки вчерашней каши… кхе-кхе! Ахъ, какъ я люблю кашу!.. Я, кажется, всегда бы ѣла одну кашу, цѣлую жизнь. Я даже иногда вижу ее ночью во снѣ…
Индюшка любила пожаловаться, когда была голодна, и требовала, чтобы Индюкъ непремѣнно ее жалѣлъ. Среди другихъ птицъ она походила на старушку: вѣчно горбилась, кашляла, ходила какой-то разбитой походкой, точно ноги придѣланы были къ ней только вчера.
— Да, хорошо и каши поѣсть,—согла-
