скою дѣвой“ или „водянымъ“. Это была особа женскаго пола, съ хвостомъ, двумя короткими лапами для гребли и висячими грудями; голова ея была покрыта водорослями и паразитами, чѣмъ она очень гордилась.
— Хотите вы знать, въ чемъ дѣло?—сказала она.—Я одна могу дать вамъ объясненіе. Но я требую за это свободнаго пастбища на днѣ морскомъ для меня и всѣхъ моихъ. Я такая же рыба, какъ и вы, а благодаря упражненію стала и ползучимъ животнымъ. Я умнѣе всѣхъ въ морѣ, я имѣю свѣдѣнія обо всемъ, что двигается внизу и наверху. Штука эта, надъ которой вы ломаете себѣ головы, явилась сверху, а все, что является оттуда—мертво или сейчасъ же умираетъ, становится безсильнымъ. Такъ пусть она себѣ лежитъ! Это человѣческая выдумка и больше ничего!
— Ну, а по-моему она значитъ кое-что побольше!—возразила маленькая рыбка.
— Молчать, макрель!—сказала морская корова.
— Ахъ, ты, колюшка!—сказали другія, и это вышло еще обиднѣе.
И морская корова объяснила имъ, что вся эта громкая штука, которая въ сущности-то и не пискнула даже, только выдумка людская. Затѣмъ она прочла небольшую лекцію о коварствѣ и злобѣ людей.
— Имъ хочется изловить насъ всѣхъ! Они только для того и живутъ! Закидываютъ сѣти, крючки съ приманкой—все, чтобы подманить насъ. И эта штука тоже нѣчто вродѣ большой удочки,—они думаютъ, что мы всѣ такъ сразу и вцѣпимся въ нее зубами! Глупые! А мы-то не глупы! Только не троньте этой дряни, она изветшаетъ сама, станетъ трухой, тиной! Все, что является оттуда, сверху—гниль, дрянь, никуда не годится!
— Никуда не годится!—подхватили всѣ остальныя, присоединяясь къ мнѣнію морской коровы,—надо же имѣть хоть какое-нибудь!
Но маленькая рыбка осталась при особомъ мнѣніи. „А, можетъ статься, этотъ огромный, тонкій змѣй—диковиннѣйшая морская рыба? Сдается мнѣ, что такъ!“
„Да, это нѣчто диковиннѣйшее!“ скажемъ вмѣстѣ съ нею и мы, и скажемъ сознательно и увѣренно.
Это-то и есть тотъ большой морской змѣй, о которомъ изстари твердили намъ пѣсни и преданія.
скою девой» или «водяным». Это была особа женского пола, с хвостом, двумя короткими лапами для гребли и висячими грудями; голова её была покрыта водорослями и паразитами, чем она очень гордилась.
— Хотите вы знать, в чём дело? — сказала она. — Я одна могу дать вам объяснение. Но я требую за это свободного пастбища на дне морском для меня и всех моих. Я такая же рыба, как и вы, а благодаря упражнению стала и ползучим животным. Я умнее всех в море, я имею сведения обо всём, что двигается внизу и наверху. Штука эта, над которой вы ломаете себе головы, явилась сверху, а всё, что является оттуда — мертво́ или сейчас же умирает, становится бессильным. Так пусть она себе лежит! Это человеческая выдумка и больше ничего!
— Ну, а по-моему она значит кое-что побольше! — возразила маленькая рыбка.
— Молчать, макрель! — сказала морская корова.
— Ах, ты, колюшка! — сказали другие, и это вышло ещё обиднее.
И морская корова объяснила им, что вся эта громкая штука, которая в сущности-то и не пискнула даже, только выдумка людская. Затем она прочла небольшую лекцию о коварстве и злобе людей.
— Им хочется изловить нас всех! Они только для того и живут! Закидывают сети, крючки с приманкой — всё, чтобы подманить нас. И эта штука тоже нечто вроде большой удочки, — они думают, что мы все так сразу и вцепимся в неё зубами! Глупые! А мы-то не глупы! Только не троньте этой дряни, она изветшает сама, станет трухой, тиной! Всё, что является оттуда, сверху — гниль, дрянь, никуда не годится!
— Никуда не годится! — подхватили все остальные, присоединяясь к мнению морской коровы, — надо же иметь хоть какое-нибудь!
Но маленькая рыбка осталась при особом мнении. «А, может статься, этот огромный, тонкий змей — диковиннейшая морская рыба? Сдаётся мне, что так!»
«Да, это нечто диковиннейшее!» скажем вместе с нею и мы, и скажем сознательно и уверенно.
Это-то и есть тот большой морской змей, о котором исстари твердили нам песни и предания.
