Страница:Андерсен-Ганзен 2.pdf/461

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


помѣщикъ.—Топить бы ихъ, какъ котятъ, оставляя лишь одного или парочку изъ тѣхъ, что покрѣпче, такъ бѣды-то было бы меньше!

— Спаси Боже!—говорила жена портного.—Дѣти—благословеніе Божіе, радость въ домѣ! За каждаго лишняго ребенка прочтешь лишній разъ „Отче Нашъ“—вотъ и все! А если и туго приходится и трудно кормить столько ртовъ, такъ стоитъ приналечь маленько на работу и выйдешь изъ бѣды честь-честью! Господь не забудетъ насъ, коли мы Его не забываемъ!

Помѣщица одобряла Маренъ, ласково кивала ей головой и часто трепала ее по щекѣ. А было время, что она даже цѣловала Маренъ, но это тогда еще, когда сама была маленькою дѣвочкой, а Маренъ—ея нянькой. Обѣ очень любили другъ друга, и добрыя отношенія между ними не порывались.

Каждый годъ, къ Рождеству, въ домѣ портного появлялся запасъ провизіи на зиму: бочка муки, свиная туша, два гуся, бочонокъ масла, сыръ и яблоки. Все это шло съ помѣщичьяго двора и помогало пополнить кладовую. Иваръ Эльсе глядѣлъ тогда веселѣе, но скоро опять затягивалъ свой вѣчный припѣвъ: „Что толку?“

Въ домикѣ портного было чисто, уютно; на окнахъ занавѣски, на подоконникахъ цвѣты: гвоздики да бальзамины. На стѣнѣ, въ рамкѣ, висѣла азбука, вышитая Маренъ, а рядомъ стихотвореніе, тоже ея собственной работы; она умѣла подбирать риѳмы и почти гордилась тѣмъ, что ея фамилія Эльсе (Ölse) являлась единственнымъ словомъ, риѳмовавшимъ со словомъ Pölse (колбаса).

— Все-таки преимущество передъ другими!—говаривала она, смѣясь.

Она всегда была въ духѣ, никогда не говорила, какъ мужъ: „Что толку!“ У нея была своя поговорка: „Надѣйся на Бога и самъ не плошай!“ Такъ она и дѣлала, и весь домъ держался ею. Дѣтишки росли здоровыми, подростали, покидали родное гнѣздо, становились сами на ноги и вели себя хорошо. Самый меньшой изъ нихъ, Расмусъ, ребенкомъ былъ просто красавчикъ, такъ что одинъ изъ лучшихъ живописцевъ въ городѣ даже взялъ его разъ моделью, но нарисовалъ совсѣмъ голенькимъ, какъ мать родила! Картинка эта висѣла теперь въ королевскомъ дворцѣ; помѣщица видѣла ее и сейчасъ признала маленькаго Расмуса, даромъ что онъ былъ безъ платья.


Тот же текст в современной орфографии

помещик. — Топить бы их, как котят, оставляя лишь одного или парочку из тех, что покрепче, так беды-то было бы меньше!

— Спаси Боже! — говорила жена портного. — Дети — благословение Божие, радость в доме! За каждого лишнего ребёнка прочтёшь лишний раз «Отче Наш» — вот и всё! А если и туго приходится и трудно кормить столько ртов, так стоит приналечь маленько на работу и выйдешь из беды честь-честью! Господь не забудет нас, коли мы Его не забываем!

Помещица одобряла Марен, ласково кивала ей головой и часто трепала её по щеке. А было время, что она даже целовала Марен, но это тогда ещё, когда сама была маленькою девочкой, а Марен — её нянькой. Обе очень любили друг друга, и добрые отношения между ними не порывались.

Каждый год, к Рождеству, в доме портного появлялся запас провизии на зиму: бочка муки, свиная туша, два гуся, бочонок масла, сыр и яблоки. Всё это шло с помещичьего двора и помогало пополнить кладовую. Ивар Эльсе глядел тогда веселее, но скоро опять затягивал свой вечный припев: «Что толку?»

В домике портного было чисто, уютно; на окнах занавески, на подоконниках цветы: гвоздики да бальзамины. На стене, в рамке, висела азбука, вышитая Марен, а рядом стихотворение, тоже её собственной работы; она умела подбирать рифмы и почти гордилась тем, что её фамилия Эльсе (Ölse) являлась единственным словом, рифмовавшим со словом Pölse (колбаса).

— Всё-таки преимущество перед другими! — говаривала она, смеясь.

Она всегда была в духе, никогда не говорила, как муж: «Что толку!» У неё была своя поговорка: «Надейся на Бога и сам не плошай!» Так она и делала, и весь дом держался ею. Детишки росли здоровыми, подрастали, покидали родное гнездо, становились сами на ноги и вели себя хорошо. Самый меньшой из них, Расмус, ребёнком был просто красавчик, так что один из лучших живописцев в городе даже взял его раз моделью, но нарисовал совсем голеньким, как мать родила! Картинка эта висела теперь в королевском дворце; помещица видела её и сейчас признала маленького Расмуса, даром что он был без платья.