Г-жа Іесперсенъ. Такъ около 9—11 утра (отворяетъ ему дверь).
Канатчикъ. А если онъ купитъ ее у меня, такъ пусть отпечатаетъ на красной афишкѣ,—оно виднѣе будетъ! (уходитъ).
Г-жа Іесперсенъ. Вотъ оригиналъ! Но пусть себѣ придетъ завтра! Онъ можетъ пригодится мужу.—А теперь, господинъ докторъ, позвольте проводить васъ въ кабинетъ… (останавливается при видѣ входящаго барона).
Баронъ. Мой нижайшій поклонъ и поздравленія по поводу первой пьесы вашего мужа! Она безподобна! Онъ замѣчательный лирикъ!
Г-жа Іесперсенъ. Merci!—Позвольте васъ познакомить съ другомъ юности моего мужа. Докторъ Вендель изъ Бразиліи—баронъ Банке.
Баронъ. Очень радъ познакомиться!—А вы видѣли эту прелестную вещь: «Любовь»? Есть англійскій романъ того же названія «Love», но то, конечно, совсѣмъ въ другомъ родѣ. Господинъ Іесперсенъ далъ намъ вещь въ чисто Шиллеровскомъ вкусѣ, à la «Kabale und Liebe». Эта великолѣпная процессія тамъ… и звѣздное небо!.. Magnifique! Такой лиризмъ… такая поэзія! Весь corps diplomatique пойдетъ на эту пьесу. Я уже разсказывалъ о ней. Только бы принца играли получше. Право, эти господа, какъ будто никогда не видали настоящихъ придворныхъ!
Христина. Мало видѣть,—надо понять и схватить типъ!
Баронъ. Разумѣется!
Вендель. Насколько я могу заключить изъ всего слышаннаго мною, новая пьеса является драгоцѣннымъ вкладомъ въ нашу литературу?
Баронъ. Въ нашу литературу! Ахъ! Стыдно сказать, но у насъ нѣтъ литературы! Мы, высшіе классы, читаемъ только по-англійски и по-французски; по-датски—никогда! Не за что взяться! У насъ есть кое-какіе разсказики, стишки, но развѣ это литература? Наша литература—нуль! Да, я имѣю мужество высказать это.—Но вотъ теперь положено начало!.. Любовь—упорядочила хаосъ, «Любовь» положила начало созданію нашей литературы. Эта пьеса превосходна, superbe! Совершенно à la Corneille, à la Victor Hugo!
Вендель. Я совсѣмъ не знакомъ съ новѣйшей датской литературой,—такъ же, какъ и съ иностранной, впрочемъ. Во время моего долголѣтняго пребыванія въ Бразиліи, приходилось искать поэзію не въ книгахъ, а въ самой природѣ.
Баронъ. Должно быть, въ высшей степени поэтическая страна, живописная! Я читалъ о ней одно превосходное сочиненіе…
Вендель. Природа тамъ изумительно величава и богата. Но я принад-
Г-жа Иесперсен. Так около 9—11 утра (отворяет ему дверь).
Канатчик. А если он купит ее у меня, так пусть отпечатает на красной афишке, — оно виднее будет! (уходит).
Г-жа Иесперсен. Вот оригинал! Но пусть себе придет завтра! Он может пригодится мужу. — А теперь, господин доктор, позвольте проводить вас в кабинет… (останавливается при виде входящего барона).
Барон. Мой нижайший поклон и поздравления по поводу первой пьесы вашего мужа! Она бесподобна! Он замечательный лирик!
Г-жа Иесперсен. Merci! — Позвольте вас познакомить с другом юности моего мужа. Доктор Вендель из Бразилии — барон Банке.
Барон. Очень рад познакомиться! — А вы видели эту прелестную вещь: «Любовь»? Есть английский роман того же названия «Love», но то, конечно, совсем в другом роде. Господин Иесперсен дал нам вещь в чисто Шиллеровском вкусе, à la «Kabale und Liebe». Эта великолепная процессия там… и звездное небо!.. Magnifique! Такой лиризм… такая поэзия! Весь corps diplomatique пойдет на эту пьесу. Я уже рассказывал о ней. Только бы принца играли получше. Право, эти господа, как будто никогда не видали настоящих придворных!
Христина. Мало видеть, — надо понять и схватить тип!
Барон. Разумеется!
Вендель. Насколько я могу заключить из всего слышанного мною, новая пьеса является драгоценным вкладом в нашу литературу?
Барон. В нашу литературу! Ах! Стыдно сказать, но у нас нет литературы! Мы, высшие классы, читаем только по-английски и по-французски; по-датски — никогда! Не за что взяться! У нас есть кое-какие рассказики, стишки, но разве это литература? Наша литература — нуль! Да, я имею мужество высказать это. — Но вот теперь положено начало!.. Любовь — упорядочила хаос, «Любовь» положила начало созданию нашей литературы. Эта пьеса превосходна, superbe! Совершенно à la Corneille, à la Victor Hugo!
Вендель. Я совсем не знаком с новейшей датской литературой, — так же, как и с иностранной, впрочем. Во время моего долголетнего пребывания в Бразилии, приходилось искать поэзию не в книгах, а в самой природе.
Барон. Должно быть, в высшей степени поэтическая страна, живописная! Я читал о ней одно превосходное сочинение…
Вендель. Природа там изумительно величава и богата. Но я принад-