изъ которой они не должны были выходить, и, отпустивъ ихъ, написалъ письма въ Петербургъ для направленія депутаціи. Главнымъ помощникомъ въ этомъ дѣлѣ должна была быть графиня Лидія Ивановна. Она была спеціалистка въ дѣлѣ депутацій, и никто, какъ она, не умѣлъ муссировать и давать настоящее направленіе депутаціямъ. Окончивъ это, Алексѣй Александровичъ написалъ и письмо адвокату. Онъ безъ малѣйшаго колебанія далъ ему разрѣшеніе дѣйствовать по его благоусмотрѣнію. Въ письмо онъ вложилъ три записки Вронскаго къ Аннѣ, которыя нашлись въ отнятомъ портфелѣ.
Съ тѣхъ поръ, какъ Алексѣй Александровичъ выѣхалъ изъ дома съ намѣреніемъ не возвращаться въ семью, и съ тѣхъ поръ, какъ онъ былъ у адвоката и сказалъ хоть одному человѣку о своемъ намѣреніи, съ тѣхъ поръ особенно, какъ онъ перевелъ это дѣло жизни въ дѣло бумажное, онъ все больше и больше привыкалъ къ своему намѣренію и видѣлъ теперь ясно возможность его исполненія.
Онъ запечатывалъ конвертъ къ адвокату, когда услыхалъ громкіе звуки голоса Степана Аркадьевича. Степанъ Аркадьевичъ спорилъ со слугой Алексѣя Александровича и настаивалъ на томъ, чтобы о немъ было доложено.
„Все равно, — подумалъ Алексѣй Александровичъ, — тѣмъ лучше: я сейчасъ объявлю о своемъ положеніи въ отношеніи къ его сестрѣ и объясню, почему я не могу обѣдать у него“.
— Проси! — громко проговорилъ онъ, сбирая бумаги и укладывая ихъ въ бюваръ.
— Ну вотъ видишь ли, что ты врешь, и онъ дома! — отвѣтилъ голосъ Степана Аркадьевича лакею, не пускавшему его, и, на ходу снимая пальто, Облонскій вошелъ въ комнату. — Ну, я очень радъ, что засталъ тебя. Такъ я надѣюсь… — весело началъ Степанъ Аркадьевичъ.
— Я не могу быть, — холодно, стоя и не сажая гостя, сказалъ Алексѣй Александровичъ.
Алексѣй Александровичъ думалъ тотчасъ стать въ тѣ холодныя
