кое крупное, чистое, золотистое—на диво! Вотъ покормили странников, и остались они еще на одну ночь у мужика.
На утро Спаситель съ апостолами собирается въ путь-дорогу, а мужикъ имъ гутаритъ: „пособите намъ еще денекъ-та!“—Нѣтъ, хозяинъ, не проси; неколи, надыть идти на работу. А старшой хозяйской сынъ потихоньку и говоритъ отцу: „не трожъ ихъ, бачка; незамай идутъ. Мы тапереча и сами знаемъ, какъ надыть молотить“. Странники попрощались и ушли. Вотъ мужикъ-то съ дѣтьми своими пошелъ на гумно; взяли, наклали сноповъ, да и зажгли: думаютъ—сгоритъ солома, а зерно останется. Анъ вышло не такъ: весь хлѣбъ поняло огнемъ, да отъ сноповъ бросилось поломя на разны постройки; начался пожаръ да такой страшной, что все до гола и погорѣло!
кое крупное, чистое, золотистое — на диво! Вот покормили странников, и остались они еще на одну ночь у мужика.
Наутро Спаситель с апостолами собирается в путь-дорогу, а мужик им гутарит: «пособите нам еще денек-та!» — Нет, хозяин, не проси; неколи, надыть идти на работу. А старшой хозяйской сын потихоньку и говорит отцу: «не трож их, бачка; незамай идут. Мы тапереча и сами знаем, как надыть молотить». Странники попрощались и ушли. Вот мужик-то с детьми своими пошел на гумно; взяли, наклали снопов, да и зажгли: думают — сгорит солома, а зерно останется. Ан вышло не так: весь хлеб поняло огнем, да от снопов бросилось поломя на разны постройки; начался пожар да такой страшной, что всё догола и погорело!
