бою: «я-бы ихъ самихъ передавилъ всѣхъ, какъ блохъ! О, еслибы намъ грекамъ дали власть!»...
Въ это время изъ переулка показался хамаль, и мой проводникъ замолчалъ, подозрѣвая его, кажется, въ знаніи французскаго языка. Но когда мы поднялись въ Перу, онъ спросилъ меня:
— Знаете-ли, о чемъ турки толковали въ банѣ?
— Разскажите, пожалуйста.
— Да говорятъ, Россія, Пруссія и Сардинія открыто приняли сторону Франціи, и посланники готовятся къ отъезду.
Въ-самомъ-дѣлѣ, во время завтрака въ нашемъ триклиніумѣ, я узналъ о разрывѣ съ Портою. Утромъ еще на посольскихъ домахъ трехъ державъ, который протестовали по дѣлу молдавскихъ выборовъ, спустили национальные флаги, хотя и не съ такимъ эфектомъ, какъ у французовъ. Въ посольствахъ шли приготовленія къ отъѣзду. Bulletin de Constantinople извѣщалъ, что съ прекращеніемъ дипломатическихъ сношеній французскіе подданные переходятъ подъ покровительство Испаніи, a русскіе должны обращаться по дѣламъ къ голландскому консулу. Когда я выходилъ изъ дома послѣ завтрака, толпы перотовъ бѣжали къ русскому дворцу смотрѣть на нашъ завѣшанный гербъ. Я прошелъ туда-же. Передъ домомъ стояли уже густыя толпы зѣвакъ, и любуясь полотнянымъ чехломъ, которымъ закрытъ былъ орелъ, толковали о будущей войнѣ. Папатоли вертѣлся тутъ-же, и перешептываясь съ греками, поминутно посматривалъ на закутанный гербъ, кажется въ ожиданіи, что вотъ-вотъ русскій деревянный орелъ сброситъ покрывало, взлетитъ надъ Константинонолемъ и крикнетъ объ изгнаніи турокъ
— Слышали новости? сказалъ онъ, подбѣгая ко мнѣ торопливо.
— Нѣтъ... ужъ не взяли-ли французы Константинополь?
