— Вы все шутите, а послушайте-ка, что разсказываютъ въ Фанарѣ.
— Что-же такое?
— Султанъ отказался отъ престола!
Я не могъ удержаться отъ смѣха къ крайнему неудовольствию грека. Мнѣ вообще плохо вѣрилось, чтобы послѣ недавней войны изъ настоящаго fiasco могло выдти что-нибудь серьозное, и я смотрѣлъ на дипломатическую борьбу такъ-же спокойно, какъ турки. А они были совершенно равнодушны: правда, въ султанскомъ дворцѣ и въ Портѣ замѣтно было несовсѣмъ обыкновенное скопленіе экипажей, у великаго-визиря безпрестанно собирались паши и члены англійской и австрійской миссій, [но] внѣ Сераля турки не обращали ни малѣйшаго вниманія на эту политическую игру.
Когда я воротился вечеромъ обѣдать, одинъ изъ знакомыхъ грековъ сказалъ мнѣ шопотомъ: — въ Фанарѣ сей-часъ разсказывали, что русская армія переходитъ уже въ Валахію.
— Жаль, что я уѣзжаю, отвѣчалъ я серьозно:—мнѣ и не удастся завтра посмотрѣть парадъ русской гвардіи передъ Софійскимъ-соборомъ.
Перотъ посмотрѣлъ на меня съ сожалѣніемъ, удивляясь очевидно такому упорному невѣрію въ истину фанаріотскихъ разсказовъ.
