крушения дедовских порядков неизбежно возникает в известных кругах феодального класса глубокий пессимизм. Их основным устремлением делается бегство от мира.
Такие настроения мы встречаем в зачаточном состоянии уже в брахманизме и в ряде других религиозных и философских течений, но Б. в своей первоначальной форме дает наиболее полное и яркое выражение пессимистическому мировоззрению. И если основной состав последователей Будды и он сам, сын царя Судходданы, принадлежали к кругам тогдашней аристократии, то и в своем пессимизме они выражают целиком идеологию этого класса. В предании о просветлении Будды рассказывается о том тяжелом впечатлении, к-рое на него произвели картины болезни, старости и смерти при его выходе из дворца. Повседневный труд земледельца кажется ему бедствием.
Его приводят в совершенное отчаяние страдания трудящихся людей и даже запряженных волов и гибель насекомых, раздавленных плугом. Страдание изображалось им, как неизменное и существенное свойство самой жизни, а старость, болезни и смерть — как исходный пункт существования. В результате проповедуется полное презрение к жизни и к ее радостям, т. к. «ни в воздушном пространстве, ни в течении морском, ни среди горных ущелий не найдешь ты на земле места, где бы могущество смерти не овладело тобой. Из радости рождаются страдания. Из радости рождается страх... Из любви рождается страдание. Из любви рождается страх». Страдание, т. о., возводится в начало всего существующего. Но нетрудно под этой философией разгадать и социальный мотив. Страдания не только объясняются метафизически, но иллюстрируются также картиной общественной жизни, с ее ожесточенной борьбой за существование, полным крушением старого, освященного веками, уклада, с эксплоатацией и насилием со стороны сильных и свирепыми нравами торговой конкуренции. Именно на этой почве, на почве разложения старых экономических форм и возникновения новых, к к-рым старому классу трудно приспособиться, у разлагающейся знати является такое обостренное восприятие смерти и страдания, к-рое возводится в основной закон жизни. Пессимизм вырождавшихся феодалов мог найти отзвук и среди той трудящейся массы, к-рую тяжко давили новые требования господ, давила беспощадная эксплоатация ростовщиков и действующего заодно с ними господина. Пессимизм мог легко стать также выражением настроений обезземеленных крестьян, обнищавших ремесленников и потерявших даровое пропитание при барском дворе дворовых приживальщиков и нищих. Социальный строй гибнущего феодализма дал и другую систему идей буддийской философии. Это определяет и самый метод спасения — в бегстве от жизни, в отказе от какой бы то ни было борьбы, от желания улучшить свое положение, в отказе от труда и участия в хозяйственном созидании. Как известно, натуральное хозяйство и феодализм знают лишь один способ «социального обеспечения», а именно — перевод ра 780
зоренных крестьян в разряд нищих, находящихся некоторым образом на бюджете всеобщей милостыни и благотворения. На Востоке, в Европе, и в России часто имели место такие случае, когда обираемые помещиками крестьяне, в неурожайные годы, посылались «побираться». Нищенство, т. о., делалось необходимым дополнением феодально — натурального хозяйства. Поэтому вполне понятно, отчего выходом для буддийского пессимизма сделалось организованное, б. или м. планомерно, нищенство. Будда тут лишь дал выражение и организацию существовавшему до него порядку.
Отречение от мира делается, т. о., основной предпосылкой грандиозной теории полного отречения от всякой жизни и полного погружения в святой покой — в «нирвану». Социально-классовая подоплека этого учения заключается в том, что какой бы идеологией оно ни прикрывалось, оно освящает существовавший социальный институт — нищенство. Отречение и бегство от мира было именно нищенством, и ничем более. В этом отношении Б. резко отличается от других индийских учений и сект.
Он совершенцо определенно чуждается самоистязания и тех форм сурового аскетизма, к-рые были приняты брахманскими ногами.
Как мы увидим ниже, нек-рый аскетизм допускается и буддистами, но лишь на высших ступенях подвижничества, на строго определенном пути известной тренировки самоуглубления и высшего просветления.
Выводом из нищенского отречения было и то учение Б., к-рое гласит о призрачности всего существующего: с этой точки зрения, весь мир превращается в сплошную иллюзию, в сплошной обман нашего «я», а действительность исчезает и превращается в ничто. По этому учению и солнце, и камень, и сам человек, к-рый их видит, — все это иллюзии, не заслуживающие ни внимания, ни, тем более, какого-нибудь активного отклика. Для нищего весь мир становится серым и призрачным. Страдание оказывается, вместе с тем, не имеющим никакого реального обоснования в самой действительности, а только результатом заблуждения. Тем легче отказаться от страстей, влекущих человека к обманчивым и напрасным видениям.
С исчезновением реального мир& еще более основательно рушатся труд и экономика, связи между людьми, общественные цели, борьба и работа. И лишь выводом отсюда является заповедь Б. — о непротивлении злому. Бедняк должен примириться со сковывающей его нуждой и давящим его социальным гнетом. Насилие и власть предлагается преодолеть лишь путем нравственного совершенствования: «Себя старайся покорить — ты покоришь сердца людей».
И, надо отметить, что в дальнейшем своем развитии Б. довел закон непротивления до последних логических пределов. Буддисты должны не только сами быть готовыми к безропотному принятию всякого рода истязаний, но обязаны спокойно и без протеста присутствовать при самых гнусных и возмутительных преступлениях и при этом не вправе шевельнуть пальцем в защиту невинных жертв.
