ным порядкам оставался верен лишь бедняк, к-рый вел потребительское хозяйство и не мог мечтать ни о работе на рынок, ни об агрикультурных усовершенствованиях. Борьба развернулась также вокруг раздела альменд. Если раздел этот мог увеличить пашню, — чего особенно настойчиво добивалось крупное крестьянство, — то связанное с этим уничтожение общего пастбища почти лишало крестьянина-бедняка возможности держать скотину.
Разрозненные стремления к внедрению улучшенного трехполья, связанного с введением в севооборот картофеля и клевера, уже в конце 18 в. побудили нек-рые герм. государства к попыткам раздела общинных земель и ликвидации чересполосицы. Но эти попытки натолкнулись на сопротивление со стороны части крестьянства, дошедшее, напр., в Пруссии до вооруженных столкновений. Разделы, вследствие этого, шли вначале очень медленно. В широких размерах они были проведены лишь в период аграрных реформ. Наиболее энергично раздел общинных земель протекал в Северной Германии (Ганновер, Ольденбург, Брауншвейг) и особенно в Пруссии, т. е. в районах помещичьего хозяйства, наиболее заинтересованного в округлении своих владений. Согласно прусскому закону 1821, альменды подлежали разделу по заявлению хотя бы одного общинника; если раздел пастбища или леса был невозможен, общинная земля продавалась с торгов, и между членами общины распределялась выручка. Разделы альменд сопровождались почти по всей Германии уничтожением чересполосицы. Каждому крестьянину, вместо огромного числа разбросанных мелких полос, отводилось 3—4 6. или м. крупных участка, на к-рых он мог вести независимое от своих соседей хозяйство.
Оба указанных процесса не были завершены вплоть до новейшего времени. По переписи 1895 площадь неразделенных (общинных) лесов составляла 1.340 тыс. га, неразделенных пастбищ — 441, 6 тыс. га и земли разделенной, но все еще находящейся в общинном владении — 264, 3 тыс. га. Если общинные леса достигали 17, 6% всех лесов Германии, то остальные общинные земли составляли менее 3% всей сел . — хоз. площади, при чем общинными пастбищами пользовались лишь 7, 7% всех хозяйств. Но таковы средние цифры.
Другая картина получится, если обратиться к отдельным германским странам, в особенности к Ю.-З., где землеустроительные мероприятия проводились нередко лишь в связи с необходимостью урегулировать сеть дорог и канав. В Бадене, например, альмендами пользовались 31% всех хозяйств (а в отдельных округах до 2/3), в Вюртемберге — 28, 5%; в Гогенцоллерне — 64, 3%, и т. д. Характерно, что почти 4/б площади всех общин, пастбищ приходится на зап. прусские провинции и на юж. германские государства.
Ограничение цеховых привилегий. Германия была страной, где цехово-ремесленный строй достиг наиболее законченного развития. С расцветом средневековых городов цехи постепенно превратились в публично-правовые корпорации, присвоившие себе даже известные полицейские и су 562
дебные функции. Наиболее существенная черта цеховой организации состояла во всестороннем ограничении свободы промысла.
Открывать ремесленное предприятие мог только цеховой мастер, при чем правила устанавливали максимальное число его подмастерьев и учеников и регламентировали количество выпускаемого им товара. Существовали строгие ограничения как для покупки сырья, так и для сбыта готовой продукции. Ремесленнику разрешалось закупать сырье только на базарах и притом по установленной цене и не свыше определенного количества. В деле сбыта ремесленных изделий цеховые правила самым бережным образом охраняли мастера от конкуренции его коллег: торговая деятельность ремесленника должна была протекать у всех на виду — он мог продавать только в определенном месте и в определенные дни. Ремесленные статуты устанавливали круг товаров, к-рые может производить тот или другой цех, регламентировали продолжительность обязательного стажа подмастерья и ученика, ограничивали их свободу передвижения, и т. д.
Вся эта регламентация, охранявшая интересы почти замкнутой касты ремесленников, постепенно привела к прекращению доступа в цех новых мастеров и к закреплению наследственной ремесленной монополии за ограниченным кругом лиц.
Цеховой строй, сохранивший в Германии все свои особенности вплоть до начала 19 в., стал серьезнейшим тормазом развития производительных сил. Молодой промышленный капитализм, торжествовавший уже свои первые победы по ту сторону ЛаМанша, не мог, конечно, уложиться в прокрустово ложе средневекового ремесла. Правда, уже абсолютистское государство 18 века делало попытки ограничения цеховых привилегий, лишая ремесленные корпорации их публичноправовых функций, присваивая себе право утверждать новых мастеров и т. д. Но поскольку его собственная экономическая политика покоилась на мелочной опеке над «хозяйствующим субъектом», оно оказалось не в состоянии разбить препятствия, преграждавшие путь промышленному капитализму.
Могущественным толчком к ликвидации цеховых привилегий, как и к уничтожению феодально-крепостнических отношений, послужила Французская революция, провозгласившая в 1791 свободу промысла. Однако, очистка городов Германии от остатков цехового средневековья затянулась вплоть до 1860 — х годов. Первой почувствовала благодетельное влияние Франц. революции буржуазия подвластной Наполеону Вестфалии, где цехи были совершенно упразднены. В Пруссии эдикт 1807 разрешил дворянам и крестьянам заниматься торговлей и промышленностью, а крестьянам и горожанам приобретать юнкерские имения (этим было положено начало свободному обороту земель). Инструкция 1808 и эдикт 1810 декларировали полную свободу промысла (поскольку она «не нарушает принципа права и не противоречит религии, добрым нравам и госуд. конституции»). Принудительное вхождение в цехи было отменено для некоторых ремесл еще в 1806. Для занятия промыслом теперь тре-
