Страница:БСЭ-1 Том 22. Джуца - Договор торговый (1935).pdf/42

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница не была вычитана

В учении о категориях Кант остается на метафизических позициях. Категории Кант понимает субъективно идеалистически как ^чистые понятия рассудка», он «выводит» их из форм суждения, под к-рым разумеет «функцию рассудка, создающую единство синтеза». О значении категорий как форм, отражающих объективную реальность, с точки зрения Канта и речи быть не может. Притом таблица категорий выводится Кантом из формально-логической классификации суждений, и четыре вида категорий, признаваемые Кантом, воспроизводят традиционное формально-логическое их подразделение. Двенадцать категорий, насчитываемых Кантом, он считает абсолютным и исчерпывающим их перечнем, расширение которого немыслимо. Наконец таблица категорий Канта является статической — в ней отдельные категории существуют только рядом друг с другом, но не развиваются исторически одна из другой, между ними нет диалектической Связи. «Кант не показал перехода категорий друг в друга» (Ленин, Философские тетради, стр. 200).

С наибольшей отчетливостью место философии Канта в развитии диалектики обнаруживается в его учении об «антиномиях» разума.

Здесь Кант выявляет свое отношение к коренному принципу диалектики — к понятию противоречия. Диалектикой Кант называет иллюзии, в к-рые неизбежно впадает разум, когда он осмеливается судить о вещах самих по себе. Кант ни на минуту не сомневается в том, что «диалектическое» есть ложное, иллюзорное.

Для него вскрыть противоречивость — значит доказать неистинность. Антиномии, противоречия, приводимые Кантом, состоят в том, что два прямо противоположных друг другу положения оказываются в равной мере логически доказуемыми. Кант допускает, что мир имеет начало и границы и что он их не имеет, что . все в мире состоит из простых частей и что в мире нет ничего простого, что в мир. е есть свобода и что нет никакой свободы и все совершается по законам природы. «Он видит антиномию, неразрешимое противоречие как-раз в том, что одно утверждение столь же доказуемо, как и второе» (Энгельс, Анти-Дюринг, в кн.: Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 50). Но Кант не терпит противоречий. Он «разрешает» антиномии либо тем, что доказывает ложность каждого из противоположных утверждений в отдельности, либо примиряет оба утверждения, доказывая мнимость их п р о тиворечия, эклектически совмещая их.

Вся диалектика с ее антиномиями понадобилась Канту для закрепления агностицизма. Для него «противоречия» служат угрозой разуму, стремящемуся за пределы субъективно понимаемого «опыта», они должны отпугнуть разум от попыток проникнуть в мир «вещей в себе».

Такие попытки, утверждает Кант, приводят к антиномиям, к «диалектической иллюзии».

Таким образом в «трансцендентальной диалектике» Кант в конечном счете оставляет непоколебимо законы формальной логики; он изгоняет противоречия, он провозглашает: разум, беретись диалектики.

Следует обратить внимание еще на две характерные ограниченности учения Канта об антиномиях'разума. Во-первых, его антиномии суть неразрешимы е,* мертвые, косные противоречия, без единства и без движения.

Доказывая истинность каждой их стороны вотдельности, Кант не понимал, «„что истина свойственна не одному из этих определений, взятому отдельно, но лишь их единству41». Вовторых, «у Канта 4 „антиномии44, На деле к а жд о е понятие, каждая категория также антиномична» (Лени н, Философские тетради, стр. 115).

Тем не менее это учение несомненно послужило стимулом к последующему развитию диалектики. «Большая заслуга Канта, что он у диалектики отнял „кажущуюся произвольность“» (там же, стр. 98). Дело в том, что Кант не только признает наличие диалектики, противоречивости, угрожающей несдержанному разуму, но и ее необходимость.

Диалектика, которая имеет место только в субъекте, в разуме, а отнюдь не вне его, не является для Канта простым произволом, софистикой, случайным отклонением или заблуждением разума. Диалектика есть «естественная и неизбежная иллюзия разума. Она с той же необходимостью следует из разума, с какой разум стремится к неограниченному познанию, — стремление, коренящееся в самой его природе. Более того, по этой же причине диалектика никогда не может быть искоренена». Уже будучи разоблаченной и вскрытой в своей иллюзорности, она тем не менее тревожит наш разум. В этом новом подходе к диалектике, в новом характере ее критики — положительное значение кантовского учения об" антиномиях. Как по своим посылкам, так и по своим выводам «трансцендентальная диалектика Канта антидиалектична. Она сохраняет непреложность законов формальной логики и защищает их. Но эта критика диалектики вскрывает всю серьезность значения своего объекта и его необходимость (по крайней мере для разума). Вот почему кантовское опровержение диалектики послужило вместе с тем и толчком для ее развития.

Такова исходная позиция развития диалектики в немецком классическом идеализме. До того уровня, какого достигла идеалистическая диалектика у Гегеля, лежит еще большой и плодотворный путь развития. Кант, при всем историческом значении его философии для немецкого классического идеализма, оставался еще на метафизической позиции*. Однако своей постановкой вопросов он вплотную подвел идеалистическую философию к разработке диалектики. Он разворошил комплекс проблем, поставивших диалектику в порядок дня, сделал серьезную попытку подрыва формальной логики и расчистил почву для диалектики.

Путь философии от Канта до Гегеля опосредствован учениями Фихте и Шеллинга — непосредственных предшественников идеалистической диалектики Гегеля. Философия Фкжте(см.) вдохновлялась идеалами Французской революции. Он был пламенным трибуном буржуазной революции, борцом против феодальной собственности и государства, против сословных привилегий и за национальное единство Германии. Но так как этот радикализм, навеянный Французской революцией, находился в резком противоречии с немецкой действительностью и ее объективными возможностями, то он принял яркую идеалистическую форму. Учение Фихте непосредственно примыкает к кантианству^ превращая его дуализм в субъективный идеа-^ лизм, отбрасывая материалистический элемент его учения  — «вещь в себе»  — и приходя т. о.