за ними кроется, каковы побудительные силы этих побудительных сил» (Энгельс, Людвиг Фейербах, в кн.: Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 668).
История в изображении франц. материалистов, просветителей 18 в. и социалистов-утопистов выступала как господство хаоса, произвола и чистой случайности. Достаточно было, по мнению великих просветителей и социалистов-утопистов, появиться гениальному человеку на несколько сот лет раньше, и вся история получила бы другой вид. Это — идеалистический и метафизич. взгляд на роль Л. в истории. В отличие от бурж. социологов социалисты-утописты доказывали, что «все успехи духа были до сих пор успехами в ущерб массе человечества, которая попадала во все более и более бесчеловечное положение» (Маркс и Энгельс, Святое семейств о..., Сочинения, том III, страница 108). Но и социалисты-утописты, так же как и Фейербах, не понимали значения и условий практической революционной деятельности масс, борьбы классов, исторической роли пролетариата и не могли указать трудящимся выхода из рабства. Гегель вопрос о роли личности в истории ставил глубже, чем франц. материалисты и все идеалисты и материалисты до Маркса. Тот, кто хочет действовать в этом мире, — говорит он, — тем самым подчиняется его законам. Свобода есть познание необходимости. И великие люди велики тем, что лучше других понимали историч. необходимость. Гегель правильно подметил, что в истории осуществляется не только то, что ставят своей целью Л., а многое и сверх того, что ими не предвиделось. Но Гегель вместе с тем мистифицировал закономерность истории, изображая Л. орудием «мирового духа».
Буржуазная философия и социология до Маркса и еще более после Маркса противопоставляла выдающихся личностей массе. — Бауэр, Штирнер, а за ними социологи народничества (Лавров, Михайловский) и все эпигоны классической буржуазной философии и социологии изображали массу трудящихся «тупой», «невежественной», «наглой» чернью, врагом «духа» и культуры, неспособной, якобы, к историч. творчеству. Одинокие, критически мыслящие личности — интеллигенты — являются, с их точки зрения, единственными орудиями прогресса. Они отрицали роль масс, классов в истории, а поэтому не могли понять и роли Л. в истории, отрывая ее от масс, от классов, от исторических условий. Игнорируя объективные законы истории, классовые противоречия и борьбу классов, противопоставляя «свободу воли» исторической необходимости, признание которой означает, якобы, отрицание роли Л., «социологи» эти не могли установить никакого объективного (научного) критерия для различения революционера от реакционера, героя от бандита, великого человека и гения от сумасшедшего и шарлатана. Не доверяя массам, борясь против организации пролетариата, народники неизбежно пришли к реакционной теории и практике индивидуального террора. Эсеры говорили, что их индивидуальный террор против царских чиновников вызовет массовое движение. Получалось же неизбежно обратное. «Массового движения террор не вызвал, а, наоборот, ослабил его, так как политика и практика индивидуального террора исходят из народнической теории активных „героев“ и пассивной „толпы“, ждущей от героев подвига. А такая теория и практика исключают всякую возможность активизации масс, возможность создания массовой партии и массового революционного движения» («История гражданской войны в СССР», т. I, М., 1936, стр. 26). Вначале свой террор эсеры направляли против представителей царизма, отвлекая массы от классовой борьбы, а затем свой контрреволюционный террор эсеры направили против вождей пролетариата (эсерка Каплан стреляла в Ленина).
Анархизм — «этот буржуазный индивидуализм наизнанку» (Ленин) в лице Штирнера, Прудона, Бакунина и др. — выступает против марксизма, против диктатуры пролетариата и железной революционной дисциплины пролетарской партии во имя, якобы, «свободы личности». Но действительная свобода Л. не есть произвол и анархия, господствующая при капитализме. «Освобождение личности невозможно до тех пор, пока не освободится масса», — говорил т. Сталин в 1906, развивая марксизм в борьбе с анархизмом (Сталин, Анархизм или социализм, в кн.: Берия, К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказьи, 3 изд., 1937, стр. 77). — Буржуазную клевету на марксизм поддерживали ревизионисты, утверждая, что марксизм, якобы, отрицает роль Л., сводит ее к нолю, что массы и классы, якобы, бессильны изменить ход событий, что партия бессильна перед «уровнем производительных сил», как доказывали защитники хвостизма и теории стихийности — меньшевики и теоретики 2-го Интернационала во главе с Каутским и К°. Они повторяли идеи «экономизма» и идеи П. Струве, к-рый говорил, что «социология» сводит роль Л. к нолю.
Марксизм разбил все теории буржуазной социологии, противопоставлявшие Л. и общество, героев и «толпу», роль Л. — историч. необходимости. Марксизм показал закономерность в деятельности людей, установив, что люди сами делают свою историю, но всегда при определенных условиях. Марксизм показал положение и роль Л. в разных формациях, классовое положение Л. в обществе и дал тем самым ключ к пониманию роли великих и выдающихся Л., условий их выдвижения, связи Л. с определенными классами. «Марксизм вовсе не отрицает роли выдающихся личностей, — говорил Сталин, — наоборот, роль эту он признает значительной» (Сталин, Беседа с немецким писателем Эмилем Людвигом, М., 1933, стр. 4). «Именно люди делают историю», но всегда при определенных условиях. «Великие люди стоят чего-нибудь только постольку, поскольку они умеют правильно понять эти условия, понять, как их изменить. Если они этих условий не понимают и хотят эти условия изменить так, как им подсказывает их фантазия, то они, эти люди, попадают в положение Дон-Кихота. Таким образом, как раз по Марксу вовсе не следует противопоставлять людей условиям» (Сталин, там же). Эти положения Сталина бьют как фатализм, так и субъективный идеализм и волюнтаризм буржуазной социологии, противопоставляющей деятельность людей историч. условиям и историч. необходимости.
Обобщая опыт революционного движения и развивая марксизм, Ленин и Сталин бичуют принижение оппортунистами революционной инициативы, героизма и сознательности масс, партии, вождей. Оппортунисты не понимают, «какие чудеса способна совершить в револю-
