да набеги на побережья Волги и Камы, нападавшими на татарские поселения, но, при случав, не щадившими и своих русских, напр., двинян и устюжан. Эти набеги вызывали ответные набеги татар и камских болгар.
Признаки расселения русских в удмуртских районах по р. Моломе становятся заметными в конце 12 — начале 13 вв. В Орловском районе появляются селения с типичными для того времени русскими названиями — Смерды, Смердина, Боярщина, Боярский и т. д.
Расселение русских заставило удмуртов покинуть Хлынов (Вятка, ныне — г. Киров), податься на восток, а потом передвинуться далее по течению р. Чепцы.
Общие предки удмуртов, зырян и пермяков в эпоху, предшествовавшую распаду этой первоначально целостной урало-алтайской группы на три дифференцированные племенные ассоциации — удмуртов (вотяков), пермяков и зырян, насколько позволяют судить данные лингвистики, успели уже перейти от звероловного быта к Земледельческому х-ву. Они пахали, сеяли, косили, мололи, пекли хлеб; умели обрабатывать шерсть, кожу, умели прясть, делать масло; знали железо, медь, олово, серебро и золото и, повидимому, были знакомы с торговлей в ее примитивной меновой форме. Так, в некогда едином удмуртско-зырянско-пермяцком языке уже были в обороте слова, имевшие значение продавать, менять, получать прибыль. В тогдашнем обществе была заметна дифференциация на классы: были богатые и бедные, хозяева и работники/ кредиторы и должники.
Предки удмуртов имели князей, собирались на собрания, на к-рых чинился суд согласно старинным обычаям. Князья взимали с населения налоги — выть (слово, по звучанию тождественное с русским термином «выть», также обозначавшим налог). Налоги собирались, повидимому, натурой, потому что слово «платить» (тырыны) было тождественным со словом «насыпать». Зимой древний удмурт одевался в звериные шкуры, а летом — в посконь. Посконная рубаха — подпоясывалась кожаным поясом, к к-рому привешивался кожаный кошель. Обувался предок удмурта в лапти. Эти общие предки удмуртов, зырян, пермяков поклонялись небу, возносили ему молитвы, совершали жертвоприношения, веровали в духов* могущих принимать осязательные телесные формы. Для распознавания божественной воли у них были особые гадатели — жрецы (туно).
В древней терминологии удмуртов, зырян, пермяков родственные отношения представлены слабо. Внутри группы, связанной кровными отношениями* различали только отца, мать, сына и дочь, не имея, повидимому, слов для обозначения более далёких видов родства.
Двигаясь по рр. Чепце и Кильмези, вытесняя с их берегов чудь, удмурты делили занимаемую территорию между своими родами и давали отдельным участкам, речкам, полянам, горам, пригоркам родовые прозвища (рр. Уж-шур, Кай-шур и т. д.). Удмуртское поселение было связано общим кровным родством поселенцев. Ряд поселений родичей объединялся общим* воршудным именем, т. е. именем родового божества. В нек-рых слу 570
чаях родовые территории охватывали до тридцати расположенных в одной округе селений.
В преданиях, собранных исследователями среди местного населения в 19 в., можно найти воспоминания о том, как шла борьба между удмуртами и их предшедственпицей — чудью. Такие предания сохранялись около Глазова и в верховьях Камы еще в конце 19 в.
Чудь на этих местах застали и русские.
В селениях Лойны и Гидаевы Дети до недавнего времени существовал обычай поминать чудских «дедушек» и «бабушек». Предания удмуртов и пермяков говорят, однако, не столько о борьбе с чудью, сколько об отличиях этого племени от их собственного.
Это свидетельствует о том, что смена чуди удмуртами имела характер относительно мирный, происходила постепенно и часто была просто слиянием этих племён.
От древнего, доисторич. периода жизни удмуртов сохранилось до нашего времени много т. н. каров, т. е. городищ (напр., в Глазовском районе их насчитывается 75), являющихся, очевидно, опорными пунктами для родовых или племенных организаций удмуртов при защите от врагов. Легенды связывают с этими карами имена национальных героев удмуртов, князьков или богатырей, защищавших своих сородичей.
Около 8 в. на Средней Волге образовалось большое, относительно культурное государство волжско-камской Болгарии, распространившей свою власть на множество тюркских и урало-алтайских племён и охватившей бассейны этих двух рек с их притоками.
Удмурты вошли в политич. орбиту Болгарского государства, но характер их связи с волжскими болгарами можно только угадывать: они, несомненно, были данниками болгар, поставляли им военное ополчение, пропускали их агентов и торговцев на свою территорию и т. д., но за это пользовались возможностью передвижения в болгарских пределах и были защищаемы болгарами от нападений степных кочевников. В б. Глазовском уезде есть ряд т. н. бигер-шаев, т. е. болгарских кладбищ. В 3 волостях по Чепце их насчитывается более 20. Они указывают на близкое соприкосновение удмуртов с болгарами. Сохранились и признаки культурного влияния болгар на удмуртов.
Находимые в Глазовских могильниках восточные монеты указывают на довольно широкие сношения этого района при болгарах с восточно-азиатским миром. После разрушения Болгарского государства татарами в первой половине 13 в. удмурты перешли под власть новых завоевателей — татар, осевших на Нижней Волге. В два первые столетия своего владычества над Русью татары, повидимому, мало интересовались удмуртскими лесами и не стремились проникнуть в Сев. Закамье. Удмурты, как и вся Русь, были объектом продовольственной, финансовой и военной эксплоатации со стороны татар, но не видали, повидимому, у себя постоянной татарской власти. Такая власть появилась в 1430 — х гг., когда возникло Казанское ханство. Но наперерез татарскому продвижению на север происходило энергичное продвижение на восток русских, шедшее из Новгородских владений. В 15 в.
