. 587
. ШОПЕНГАУЕР
знание совершенно недоступно, поШ., науке, — I равно рациональной и эмпирической, так как наука всегда обращена к обыкновенному среднему интеллекту, глубоко погруженному в интересы воли. Недоступное науке, созерцательное познание оказывается однако вполне доступным познанию художественному, опирающемуся не на интеллект, но на интуицию.
Художественное познание — и только оно одно — адэкватно, т. е. схватывает действительный образ мира в его сущности, и теоретично в совершенном значении этого понятия, т. е. вполне автономно, — свободно от искажений, непроизвольно вносимых в образ предмета движениями беспокойной воли. В художественном созерцании сознание наполнено одним созерцаемым образом, объект выходит из всяких отношений к чему-либо вне себя, а субъект — из всяких отношение к воле. То, что познается таким путем, уже не отдельная вещь как таковая, но «идея» или вечная форма, непосредственная объектность воли на данной ступени. С другой стороны, и личность, погруженная в такое созерцание й потерявшаяся в нем, уже больше не индивид, но чистый, безвольный, безвременный субъект познания. Различию в достоинстве научного и художественного родов познания соответствует, по Ш., и различие в субъектах познания. Хотя бывают гениальные уче- . ные, однако наука как таковая всегда «ба- : нальна». Напротив, искусство, художествен^ ная интуиция составляют достояние гения:, счастливого и редкого явления природы. В то время как научное мышление и научное познание всегда сознательно, рационально, отдает себе отчет в своих принципах и действиях, деятельность гениального художника бессознательна, инстинктивна, иррациональна, бессильна выяснить себе собственную сущность.
Таким образом и в эстетике Шопенгауер выступает как глашатай реакционного и совершенно созерцательного интуитивизма, метафизически противопоставляя образ понятию, созерцание действию, «гениальную» • личность презренной «толпе». ч Адэкватному интуитивному познанию сущность мира открывается как воля, как неустанное полное внутренней борьбы и раздвоения, стремление. Будучи вещью в себе, воля, по Шопенгауеру, проявляется в ряде последовательно восходящих ступеней или объективаций. Пребывающая материя беспрерывно меняет форму, т. к. управляемые причинностью механические, физические, химические и органические явления стремятся овладеть материей, чтобы обнаружить в ней собственную сущность.
Начиная от элементарных сил отталкивания и притяжения, действующих в космической материи, вплоть до высших форм органической жизни, представленных человеком, бытие воли раскрываётся в борьбе противоположных сил.
В растительном царстве, где связью явлений воли служат раздражения, воля действует еще бессознательно, как темная движущая сила.
Такова она и в низшей основе животного царства — в воспроизведении и развитии животной особи, в поддержании ее внутренней экономии.
Подымаясь по ступеням развития, воля достигает момента, когда индивид уже не может получать необходимые для существования вещества посредством одних движений по раздражениям. На этой стадии борьба проявлений воли может регулироваться только движениями по мотивам. Так, ради это го” движения воз — 588
никает познание — в качестве вспомогательного орудия действия — и вместе с ним мир как представление со всеми своими формами: соотносительными субъектом и объектом, временем, пространством, множественностью и причинностью. Мир, к-рый до сих пор был только волей, становится теперь объектом познающего субъекта или представлением. Непосредственную объектность воли на каждой ступени Ш. называет, примыкая к Платону, «идеей».
«Идеи» — определенные виды или первоначальные, по ILL, неизменные формы и свойства всех тел природы как органических, так и неорганических. Сами по себе чуждые множеству и неизменяемые, «идеи» выражаются в бесчисленных индивидах и относятся к ним, как первообразы к подражаниям. Объективации воли присуща форма настоящего, которое в качестве непротяженной точки рассекает бесконечную в обе стороны длительность и стоит неподвижно, в то время как индивиды, проявления идеи, возникают и исчезают во времени. Как вещь в себе и опора всякого явления воля совершенно и во веки веков свободна; напротив, все, что относится к явлению, т. е. служит объектом для познающего в качестве индивида субъекта, есть, с одной стороны, основание, а с другой — следствие, и т. о. все содержание природы, вся совокупность ее явлений совершенно необходимы. Так как человек, как и всякая другая часть природы, есть объектность воли, то принцип общего детерминизма распространяется также и на все его действия и поступки. Поэтому учение об эмпирической свободе воли Ш. нацело отвергает, как учение, ошибочно утверждающее примат познания над хотением. От свободы воли необходимо отличать выбор решений, состоящий в том, что из противоборствующих мотивов самый сильный с необходимостью решает дело. Возможность выбора делает человека ареной борьбы мотивов, но не освобождает его от их господства, т. к. во всех своих проявлениях воля определяется мотивами, на — к-рые характер каждого данного лица реагирует всегда одинаково, закономерно и необходимо. Отстаивая детерминизм в учении о поведении человека, Ш. в то же время отвергает фатализм: хотя все предопределено судьбой, однако совершается это определение только посредством причинной цепи, т. о. не событие само по себе предопределено, но событие как результат предшествующих причин. Человеческая жизнь неизменно протекает между желанием и удовлетворением. Но желание по своей природе — страдание, удовлетворение — скоро насыщает, цель — оказывается призрачной, обладание — лишает прелести. С другой стороны, лишь только нужда и страдания удовлетворяются, в жизнь привходят пресыщение и скука, налагающие даже на обеспеченных и счастливых печать отчаяния. Страдание как таковое присуще жизни, неотвратимо, и от случая зависит не устранение страдания, но лишь та форма или вид, к-рый оно принимает.
То, что обычно зовут счастьем, в действительности имеет всегда отрицательный, а не положительный характер и сводится всегда лишь к освобождению от какого-нибудь лишения или страдания, за к-рым должно последовать или нрвое страдание или скука.
От бесконечной цепи страданий и скуки не может быть спасения и в самоубийстве. Нисколько не будучи отрицанием воли, . самоубийство, напротив, могучий феномен ее утвер-
