Страница:Бальмонт. Белые зарницы. 1908.pdf/82

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


Вотъ, въ воздухѣ медлятъ они въ недвижномъ еще равновѣсьи,—
Разлука, и втянуты когти, и вотъ они, медленно, снова
На крѣпкихъ и вѣрныхъ крылахъ, вкось, въ разномъ отдѣльномъ полетѣ
Летятъ, онъ своею дорогой, своею дорогой она.

Въ любви къ тѣлу Уитманъ не останавливается на одномъ только строѣ явленій. Онъ слишкомъ художникъ, чтобы любить только женское тѣло. Истинно-видящій глазъ видитъ все. Красота мужчины плѣняетъ этого поэта не менѣе, чѣмъ красота женщины. Онъ касается тонкихъ, страшно-тонкихъ струнъ нашей души, идущей въ извѣстныя мгновенья созерцательности слишкомъ далеко, по дорогамъ, уводящимъ къ необычному, къ невыработанному, къ неосуществленному. У людей Эпохи Возрожденія это чувство имѣетъ болѣе утонченный и, быть можетъ, болѣе извращенный характеръ, чѣмъ у современнаго Американскаго поэта. Въ созданіяхъ Микель Анджело тѣла женщинъ отличаются не столько женственной, сколько мужественной красотой, даютъ намъ типы женщинъ съ какой-то другой планеты, куда не чувствуетъ тяготѣнія никто изъ ощущающихъ истинное очарованіе женственности. Въ геніальныхъ рисункахъ Леонардо да Винчи мы видимъ упорно повторяющійся ликъ юнаго андрогина, тоже существо не нашей планеты, болѣе влекущее, но говорящее о томъ мірѣ чувствованій, гдѣ все окутано змѣиною зыбкостью, исполнено невѣрныхъ очертаній, намековъ на что-то орхидейное, тепличное, душистое, и удушливое. Въ знаменитомъ стихотвореніи Уитмана Мой образъ


Тот же текст в современной орфографии

Вот, в воздухе медлят они в недвижном еще равновесьи, —
Разлука, и втянуты когти, и вот они, медленно, снова
На крепких и верных крылах, вкось, в разном отдельном полете
Летят, он своею дорогой, своею дорогой она.

В любви к телу Уитман не останавливается на одном только строе явлений. Он слишком художник, чтобы любить только женское тело. Истинно-видящий глаз видит всё. Красота мужчины пленяет этого поэта не менее, чем красота женщины. Он касается тонких, страшно-тонких струн нашей души, идущей в известные мгновенья созерцательности слишком далеко, по дорогам, уводящим к необычному, к невыработанному, к неосуществленному. У людей Эпохи Возрождения это чувство имеет более утонченный и, быть может, более извращенный характер, чем у современного Американского поэта. В созданиях Микель Анджело тела женщин отличаются не столько женственной, сколько мужественной красотой, дают нам типы женщин с какой-то другой планеты, куда не чувствует тяготения никто из ощущающих истинное очарование женственности. В гениальных рисунках Леонардо да Винчи мы видим упорно повторяющийся лик юнаго андрогина, тоже существо не нашей планеты, более влекущее, но говорящее о том мире чувствований, где всё окутано змеиною зыбкостью, исполнено неверных очертаний, намеков на что-то орхидейное, тепличное, душистое, и удушливое. В знаменитом стихотворении Уитмана Мой образ