Страница:Бальмонт. Белые зарницы. 1908.pdf/84

забытья, отъ котораго блѣднѣютъ лица до превращенія ихъ въ лики неземные, и расширяются зрачки, какъ ростутъ, расширяясь, звѣзды отъ прозрачности чистаго воздуха въ предѣлахъ пламеннаго Юга.

Что-то въ лучшемъ смыслѣ библейское, и что-то, одновременно, утонченное, дошедшее до насъ изъ дней грядущихъ, слышится въ такомъ тѣлесномъ гимнѣ Уитмана:

Какъ Адамъ раннимъ утромъ,
Выхожу изъ ночной я бесѣдки, освѣженный сномъ,
Глядите, какъ я прохожу, услышьте мой голосъ, приблизьтесь,
Прикоснитесь ко мнѣ, прикоснитесь ладонью руки
До тѣла, пока прохожу я,
Не бойтесь, не страшно
Тѣло мое!

Человѣкъ есть мѣра Вселенной. Великія слова, которыя должно выжечь сознаніемъ въ своей душѣ. Начертать на пергаментѣ мысли эти острыя письмена. Занести ихъ красками нѣжными на волнующихся тканяхъ перемѣнчивой мечты.

Что особенно плѣняетъ въ Уольтѣ Уитманѣ, какъ человѣкѣ и поэтѣ, это великая сложность простоты, очарованье и простота истинно-сложнаго природнаго явленья. Зерно, изъ котораго пробивается ростокъ, и ростокъ выростаетъ въ стебель, и стебель превращается въ стволъ, покрытый боковыми побѣгами, и стволъ утолщается, кругъ выростаетъ за кругомъ, и пышная листва шумитъ, и шелеститъ, и зеленѣетъ, и на вѣткахъ, одѣтыхъ рукою Весны, дышутъ цвѣты, и въ лиственной чащѣ поютъ смѣ-

Тот же текст в современной орфографии

забытья, от которого бледнеют лица до превращения их в лики неземные, и расширяются зрачки, как растут, расширяясь, звезды от прозрачности чистого воздуха в пределах пламенного Юга.

Что-то в лучшем смысле библейское, и что-то, одновременно, утонченное, дошедшее до нас из дней грядущих, слышится в таком телесном гимне Уитмана:

Как Адам ранним утром,
Выхожу из ночной я беседки, освеженный сном,
Глядите, как я прохожу, услышьте мой голос, приблизьтесь,
Прикоснитесь ко мне, прикоснитесь ладонью руки
До тела, пока прохожу я,
Не бойтесь, не страшно
Тело мое!

Человек есть мера Вселенной. Великие слова, которые должно выжечь сознанием в своей душе. Начертать на пергаменте мысли эти острые письмена. Занести их красками нежными на волнующихся тканях переменчивой мечты.

Что особенно пленяет в Уольте Уитмане, как человеке и поэте, это великая сложность простоты, очарованье и простота истинно-сложного природного явленья. Зерно, из которого пробивается росток, и росток вырастает в стебель, и стебель превращается в ствол, покрытый боковыми побегами, и ствол утолщается, круг вырастает за кругом, и пышная листва шумит, и шелестит, и зеленеет, и на ветках, одетых рукою Весны, дышат цветы, и в лиственной чаще поют сме-