Нѣтъ Австраліи тѣхъ дѣтскихъ нашихъ дней,
Вся сгорѣла между дымовъ и огней.
Рельсы врѣзались во взмахи желтыхъ горъ,
20 Скованъ, сцѣпленъ, весь расчисленный, просторъ.
Тамъ, гдѣ Черные слагали стройный плясъ,
Одинокій бѣлоликій волопасъ.
Тамъ, гдѣ быстрая играла кэнгуру,
Овцы, овцы, поутру и ввечеру.
25 Милліонная толпа ихъ здѣсь прошла,
Въ холодильники замкнуты ихъ тѣла.
Замороженные трупы увезутъ,
Овцы новыя пасутся тамъ и тутъ.
И отъ города до города всегда
30 Воютъ, копоть разсѣвая, поѣзда.
И отъ улицы до улицы свистокъ,
Вся и музыка у Бѣлаго—гудокъ.
Сами выбрали такой себѣ удѣлъ,
Что ихъ бѣлый ликъ такъ грязно посѣрѣлъ.
35 Обездолили весь край своей гурьбой.
Черный лебедь, пѣснь прощальную пропой.
Нет Австралии тех детских наших дней,
Вся сгорела между дымов и огней.
Рельсы врезались во взмахи жёлтых гор,
20 Скован, сцеплен, весь расчисленный, простор.
Там, где Чёрные слагали стройный пляс,
Одинокий белоликий волопас.
Там, где быстрая играла кенгуру,
Овцы, овцы, поутру и ввечеру.
25 Миллионная толпа их здесь прошла,
В холодильники замкнуты их тела.
Замороженные трупы увезут,
Овцы новые пасутся там и тут.
И от города до города всегда
30 Воют, копоть рассевая, поезда.
И от улицы до улицы свисток,
Вся и музыка у Белого — гудок.
Сами выбрали такой себе удел,
Что их белый лик так грязно посерел.
35 Обездолили весь край своей гурьбой.
Чёрный лебедь, песнь прощальную пропой.
Среди пышноцвѣтныхъ магнолій,
Къ аллеѣ могучихъ смоковницъ,
Къ лужайкѣ, гдѣ стволъ баобаба,
Я вышелъ подъ Новой Луной.
5 А грёзы о счастьи и волѣ,
Какъ рой наклоненныхъ любовницъ,
Сіяютъ и нѣжно и слабо,
Дрожатъ и плывутъ пеленой.
Но вотъ, какъ въ мерцаніи слезокъ,
10 Я вышелъ мечтою къ овражку,
И это величіе таетъ,
И дѣтскій мнѣ грезится день.
Хочу я родимыхъ березокъ,
Влюбленъ въ полевую ромашку,
15 И клеверъ въ душѣ расцвѣтаетъ,
И въ сердцѣ звѣздится сирень.
Среди пышноцветных магнолий,
К аллее могучих смоковниц,
К лужайке, где ствол баобаба,
Я вышел под Новой Луной.
5 А грёзы о счастье и воле,
Как рой наклонённых любовниц,
Сияют и нежно и слабо,
Дрожат и плывут пеленой.
Но вот, как в мерцании слёзок,
10 Я вышел мечтою к овражку,
И это величие тает,
И детский мне грезится день.
Хочу я родимых берёзок,
Влюблён в полевую ромашку,
15 И клевер в душе расцветает,
И в сердце звездится сирень.
