Страница:Бальмонт. Горные вершины. 1904.pdf/28

Я могу быть замкнутымъ въ орѣховую скорлупу, и все же буду царемъ безконечнаго пространства.

Шекспиръ (Гамлетъ, II; 2).

Такъ говорятъ эти поэты о своей личности и своей судьбѣ. Но, если судьба, какъ неизбѣжный и враждебный рокъ, встанетъ передъ людьми, усвоившими такой языкъ? У нихъ и тогда найдутся слова, звучащія смѣло. Когда въ драмѣ Марло Edward the Second (Эдвардъ Второй, I; 1) юный честолюбивый Мортимеръ, замысливъ чрезмѣрное, видитъ передъ собою казнь, онъ говоритъ:—

О, низкая Судьба, теперь я вижу:
Есть точка въ колесѣ твоемъ, такая,
Что, ежели къ ней люди устремятся,
Они стремглавъ обрушиться должны.
Той точки я коснулся, и, увидѣвъ,
Что болѣе мнѣ некуда всходить,
Зачѣмъ скорбѣть я сталъ бы о паденьи?
Прощай, моя прекрасная царица;
Не плачь о Мортимерѣ, этотъ міръ
Онъ презрилъ, и, какъ путникъ, прочь уходитъ,
Чтобы открыть невѣдомыя страны.

Когда въ драмѣ Кальдерона La devocion de la Cruz (Поклоненіе Кресту, II; 10) Эусебіо, губящій жизнь свою во имя любви, ночью проникаетъ въ монастырь къ влюбленной въ него инокинѣ Юліи, онъ восклицаетъ:—

Кто, воспаривъ, не могъ никакъ
Съ высотъ завѣтныхъ не сорваться,
Пусть воспаритъ и внизъ падетъ:
Вся боль паденья не уменьшитъ
Мигъ созерцанія высотъ.

Когда героиня Вебстера, бѣлый дьяволъ, Витторія обвинена въ прелюбодѣяніи и въ убіеніи своего мужа,—

Не какъ вдова является она,
Но дышетъ вся презрѣньемъ и безстыдствомъ,—

и на вопросъ: „Какъ, это ваше траурное платье?“—холодно отвѣчаетъ:—

Когда бъ я смерть предвидѣла его,
Тогда бъ себѣ я заказала трауръ.

Тот же текст в современной орфографии

Я могу быть замкнутым в ореховую скорлупу, и всё же буду царем бесконечного пространства.

Шекспир (Гамлет, II; 2).

Так говорят эти поэты о своей личности и своей судьбе. Но, если судьба, как неизбежный и враждебный рок, встанет перед людьми, усвоившими такой язык? У них и тогда найдутся слова, звучащие смело. Когда в драме Марло Edward the Second (Эдвард Второй, I; 1) юный честолюбивый Мортимер, замыслив чрезмерное, видит перед собою казнь, он говорит: —

О, низкая Судьба, теперь я вижу:
Есть точка в колесе твоем, такая,
Что, ежели к ней люди устремятся,
Они стремглав обрушиться должны.
Той точки я коснулся, и, увидев,
Что более мне некуда всходить,
Зачем скорбеть я стал бы о паденьи?
Прощай, моя прекрасная царица;
Не плачь о Мортимере, этот мир
Он презрил, и, как путник, прочь уходит,
Чтобы открыть неведомые страны.

Когда в драме Кальдерона La devocion de la Cruz (Поклонение Кресту, II; 10) Эусебио, губящий жизнь свою во имя любви, ночью проникает в монастырь к влюбленной в него инокине Юлии, он восклицает: —

Кто, воспарив, не мог никак
С высот заветных не сорваться,
Пусть воспарит и вниз падет:
Вся боль паденья не уменьшит
Миг созерцания высот.

Когда героиня Вебстера, белый дьявол, Виттория обвинена в прелюбодеянии и в убиении своего мужа, —

Не как вдова является она,
Но дышит вся презреньем и бесстыдством, —

и на вопрос: «Как, это ваше траурное платье?» — холодно отвечает: —

Когда б я смерть предвидела его,
Тогда б себе я заказала траур.