нена жизни и смѣлости, блеска яркаго дня и творческой весны. Пушкинъ былъ поистинѣ солнцемъ русской поэзіи, распространившимъ свои лучи на громадное разстояніе, и вызвавшимъ къ жизни безконечное количество большихъ и малыхъ спутниковъ. Онъ сосредоточилъ въ себѣ свѣжесть молодой расы, наивную непосредственность и словоохотливость геніальнаго здороваго ребенка, для котораго все ново, который на все отзывается, въ которомъ каждое соприкосновеніе съ видимымъ міромъ будитъ цѣлый строй мыслей, чувствъ, и звуковъ. Инструментъ, на которомъ онъ играетъ, многострунный, и каждая струна отличается одинаковой звонкостью. Подобно тому, какъ его излюбленный герой, Петръ Великій, создалъ европейскую Россію, самъ онъ создаетъ русскую литературу, впервые куетъ—не куетъ, а какъ бы роняетъ готовыми—самобытную лирику, эпосъ, эпиграмму, драму, сатиру, романтическое повѣствованіе, натуралистическій романъ, пишетъ превосходныя страницы художественной критики, возсоздаетъ въ неподражаемыхъ стихахъ русскія народныя пѣсни и народныя сказки. Это цѣльная гётевская натура, прошедшая сквозь горнило байроновскаго буйства страстей, натура уравновѣшенная, гармоническая, напоминающая героя Бури, властителя духовъ, Просперо. Также какъ Жуковскій, Пушкинъ тѣсно соприкасается съ Англійской Поэзіей. Поэмы Полтава, Мѣдный Всадникъ, Евгеній Онѣгинъ, несмотря на ихъ глубоко-самобытный, чисто-русскій характеръ, говорятъ объ увлеченіи Пушкина авторомъ Чайльдъ Гарольда и Донъ-Жуана, также какъ драмы Борисъ Годуновъ и Скупой Рыцарь свидѣтельствуютъ о внимательномъ изученіи произведеній Шекспира.
Лермонтовъ, бывшій по происхожденію шотландцемъ, еще болѣе близокъ съ Англійскимъ Поэтическимъ Геніемъ. Все его творчество сближаетъ его съ Байрономъ, и не столько потому, что онъ подчинялся вліянію пѣвца Каина и Манфреда,—хотя вліяніе было очень велико,—сколько потому, что самъ онъ, гордый, угрюмый, и навсегда-оскорбленный, былъ созданъ изъ такого же матеріала, какъ Байронъ, онъ былъ не столько его ученикъ, сколько его младшій братъ, получившій отъ природы такіе же дары и пытки, такую же душу, полную рѣзкой дисгармоніи. Въ его поэзіи мы видимъ пламя ночного пожара, недолгое, неровное, но исключительно-яркое, мы видимъ болѣзненное умираніе погребальнаго факела, подавленный трепетъ могучей личности, не нашедшей себѣ мѣста въ окружающей обстановкѣ.
нена жизни и смелости, блеска яркого дня и творческой весны. Пушкин был поистине солнцем русской поэзии, распространившим свои лучи на громадное расстояние, и вызвавшим к жизни бесконечное количество больших и малых спутников. Он сосредоточил в себе свежесть молодой расы, наивную непосредственность и словоохотливость гениального здорового ребенка, для которого всё ново, который на всё отзывается, в котором каждое соприкосновение с видимым миром будит целый строй мыслей, чувств, и звуков. Инструмент, на котором он играет, многострунный, и каждая струна отличается одинаковой звонкостью. Подобно тому, как его излюбленный герой, Петр Великий, создал европейскую Россию, сам он создает русскую литературу, впервые кует — не кует, а как бы роняет готовыми — самобытную лирику, эпос, эпиграмму, драму, сатиру, романтическое повествование, натуралистический роман, пишет превосходные страницы художественной критики, воссоздает в неподражаемых стихах русские народные песни и народные сказки. Это цельная гётевская натура, прошедшая сквозь горнило байроновского буйства страстей, натура уравновешенная, гармоническая, напоминающая героя Бури, властителя духов, Просперо. Также как Жуковский, Пушкин тесно соприкасается с Английской Поэзией. Поэмы Полтава, Медный Всадник, Евгений Онегин, несмотря на их глубоко-самобытный, чисто-русский характер, говорят об увлечении Пушкина автором Чайльд Гарольда и Дон-Жуана, также как драмы Борис Годунов и Скупой Рыцарь свидетельствуют о внимательном изучении произведений Шекспира.
Лермонтов, бывший по происхождению шотландцем, еще более близок с Английским Поэтическим Гением. Всё его творчество сближает его с Байроном, и не столько потому, что он подчинялся влиянию певца Каина и Манфреда, — хотя влияние было очень велико, — сколько потому, что сам он, гордый, угрюмый, и навсегда-оскорбленный, был создан из такого же материала, как Байрон, он был не столько его ученик, сколько его младший брат, получивший от природы такие же дары и пытки, такую же душу, полную резкой дисгармонии. В его поэзии мы видим пламя ночного пожара, недолгое, неровное, но исключительно-яркое, мы видим болезненное умирание погребального факела, подавленный трепет могучей личности, не нашедшей себе места в окружающей обстановке.
