но, когда увидѣла Старая некрасивыя ихъ лица, стала она смѣяться глядя на нихъ, и не могла удержать своего смѣха: но въ то же самое мгновеніе исчезли они, и она не видѣла болѣе ихъ лицъ.
Вотъ видишь, праматерь наша, они ушли въ лѣсъ. Что сдѣлала ты, праматерь? Четыре лишь раза можемъ мы сдѣлать опытъ такой: остается лишь три.
Мы позовемъ ихъ на звукъ флейты и пѣнія; удержи свой смѣхъ и пусть снова начнется испытаніе, прибавили Гунахпу и Сбаланкэ.
Тутъ начали снова они играть на флейтѣ; вернулись двѣ обезьяны, и вошли, танцуя, до самой середины комнаты, столько удовольствія причиняя Старой и такъ возбуждая ея веселость, что вскорѣ она разразилась смѣхомъ: истинно, было здѣсь что-то такое потѣшное—странное въ лицахъ обезьянъ, въ полнотѣ живота ихъ отвислаго, въ виляньи хвоста ихъ и его трепетаньи за спиною и на животѣ, что было на что посмѣяться Старой, когда вошли они.
Тогда они возвратились въ горы. Что же намъ дѣлать теперь, праматерь? Въ третій разъ начнемъ мы испытаніе, сказали Гунахпу и Сбаланкэ.
Еще разъ играли они на флейтѣ: снова прибыли обезьяны, танцуя; и праматерь смогла на ту минуту удержать свой смѣхъ. Обезьяны вскарабкались на верхушку дома, и показывали оттуда большіе свои красные глаза, вытянутую свою морду, всѣ свои гримасы, которыя дѣлали они, смотря другъ на друга.
Старая снова взглянула на нихъ, и немного прошло, какъ она разразилась смѣхомъ. Но болѣе не видно было ихъ лицъ, по причинѣ смѣха Старой. Этотъ разъ еще только, праматерь, мы позовемъ ихъ изъ лѣса, и это будетъ четвертый разъ, сказали Гунахпу и Сбаланкэ.
Были тѣ позваны еще разъ звукомъ флейты; но они не вернулись въ четвертый разъ и тотчасъ отправились въ лѣсъ. И сказали тогда Юные Старой: Мы попытались, праматерь; но они не пришли, хотя мы старались призвать ихъ. Не огорчайся: мы здѣсь, мы—внуки твои, и мы будемъ смотрѣть на тебя какъ на мать нашу, мать рода, ибо такъ надлежитъ, чтобы мы остались въ памяти старшихъ нашихъ, что звались и прозывались Гунбатцъ и Гунчуэнъ, сказали Гунахпу и Сбаланкэ.
И въ древности это они, Гунбатцъ и Гунчуэнъ, были возглашены музыкантами и пѣвцами народа, и издревле ихъ прозывали также живописцы и ваятели. Но они были обращены въ звѣрей и сдѣлались обезьянами, по причинѣ того, что гордились они и, величаясь, уничижали братьевъ своихъ.
но, когда увидела Старая некрасивые их лица, стала она смеяться глядя на них, и не могла удержать своего смеха: но в то же самое мгновение исчезли они, и она не видела более их лиц.
Вот видишь, праматерь наша, они ушли в лес. Что сделала ты, праматерь? Четыре лишь раза можем мы сделать опыт такой: остается лишь три.
Мы позовем их на звук флейты и пения; удержи свой смех и пусть снова начнется испытание, прибавили Гунахпу и Сбаланкэ.
Тут начали снова они играть на флейте; вернулись две обезьяны, и вошли, танцуя, до самой середины комнаты, столько удовольствия причиняя Старой и так возбуждая её веселость, что вскоре она разразилась смехом: истинно, было здесь что-то такое потешное — странное в лицах обезьян, в полноте живота их отвислого, в вилянии хвоста их и его трепетании за спиною и на животе, что было на что посмеяться Старой, когда вошли они.
Тогда они возвратились в горы. Что же нам делать теперь, праматерь? В третий раз начнем мы испытание, сказали Гунахпу и Сбаланкэ.
Еще раз играли они на флейте: снова прибыли обезьяны, танцуя; и праматерь смогла на ту минуту удержать свой смех. Обезьяны вскарабкались на верхушку дома, и показывали оттуда большие свои красные глаза, вытянутую свою морду, все свои гримасы, которые делали они, смотря друг на друга.
Старая снова взглянула на них, и немного прошло, как она разразилась смехом. Но более не видно было их лиц, по причине смеха Старой. Этот раз еще только, праматерь, мы позовем их из леса, и это будет четвертый раз, сказали Гунахпу и Сбаланкэ.
Были те позваны еще раз звуком флейты; но они не вернулись в четвертый раз и тотчас отправились в лес. И сказали тогда Юные Старой: Мы попытались, праматерь; но они не пришли, хотя мы старались призвать их. Не огорчайся: мы здесь, мы — внуки твои, и мы будем смотреть на тебя как на мать нашу, мать рода, ибо так надлежит, чтобы мы остались в памяти старших наших, что звались и прозывались Гунбатц и Гунчуэн, сказали Гунахпу и Сбаланкэ.
И в древности это они, Гунбатц и Гунчуэн, были возглашены музыкантами и певцами народа, и издревле их прозывали также живописцы и ваятели. Но они были обращены в зверей и сделались обезьянами, по причине того, что гордились они и, величаясь, уничижали братьев своих.
