Какъ молитвой въ свѣтломъ храмѣ, восхвалю въ стихахъ ее.
Янтаремъ пишу я чернымъ, тростникомъ черчу узорнымъ.
Кто къ хваламъ прильнетъ повторнымъ, въ сердце приметъ онъ копье.
Въ томъ велѣніе царицы, чтобъ воспѣть ея рѣсницы,
Нѣжность губъ, очей зарницы, и зубовъ жемчужный рядъ.
Милый обликъ чернобровой. Наковальнею свинцовой
20 Камень твердый и суровый руки мѣткія дробятъ.
О, теперь слова мнѣ нужны. Да пребудутъ въ связи дружной.
Да звенитъ напѣвъ жемчужный. Встрѣтитъ помощь Таріэль.
Мысль о немъ — въ словахъ завѣтныхъ, вспоминательно привѣтныхъ.
Трехъ героевъ звѣздосвѣтныхъ воспоетъ моя свирѣль.
Сядьте вы, что съ колыбели тѣхъ же судебъ волю зрѣли.
Вотъ запѣлъ я, Руставели, въ сердце мнѣ вошло копье.
До сихъ поръ былъ сказки связной тихій звукъ однообразный,
А теперь размѣръ алмазный, пѣсня, слушайте ее.
Тотъ, кто любитъ, кто влюбленный, долженъ быть весь озаренный,
30 Юный, быстрый, умудренный, долженъ ярко видѣть сонъ,
Быть побѣднымъ надъ врагами, знать, что̀ выразить словами,
Как молитвой в светлом храме, восхвалю в стихах её.
Янтарём пишу я чёрным, тростником черчу узорным.
Кто к хвалам прильнёт повторным, в сердце примет он копьё.
В том веление царицы, чтоб воспеть её ресницы,
Нежность губ, очей зарницы, и зубов жемчужный ряд.
Милый облик чернобровой. Наковальнею свинцовой
20 Камень твёрдый и суровый руки меткие дробят.
О, теперь слова мне нужны. Да пребудут в связи дружной.
Да звенит напев жемчужный. Встретит помощь Тариэль.
Мысль о нём — в словах заветных, вспоминательно приветных.
Трёх героев звездосветных воспоёт моя свирель.
Сядьте вы, что с колыбели тех же судеб волю зрели.
Вот запел я, Руставели, в сердце мне вошло копьё.
До сих пор был сказки связной тихий звук однообразный,
А теперь размер алмазный, песня, слушайте её.
Тот, кто любит, кто влюблённый, должен быть весь озарённый,
30 Юный, быстрый, умудрённый, должен ярко видеть сон,
Быть победным над врагами, знать, что выразить словами,
