ВЪ рдяности кровь и огонь. Рдяны полосы расплавленнаго металла. Рдяны краски заката. И рдяны осенніе листья. И рдянымъ огнемъ горитъ звѣзда, чье имя есть имя Войны.
Это было въ Валенсіи, въ городѣ красавицъ, въ одинъ изъ лѣтнихъ вечеровъ. Я шелъ среди цвѣтовъ и деревьевъ, рядомъ съ красивою дѣвушкой, Русской. Мы говорили и смѣялись. Мы шли и уходили. Вдругъ я остановился, какъ останавливается тотъ, кого рукой остановили. И шагахъ въ десяти передъ нами, совершенно такъ же, остановились двѣ молодыя Испанки. Одна изъ нихъ была красива, но другая была красавица. У нея было блѣдное лицо, и она была нѣсколько выше обыкновеннаго роста Испанокъ. Въ волосахъ у нея была красная гвоздика. У пояса была красная роза. На нѣжно-желтоватомъ платьѣ, цвѣта розы чайной, были тутъ и тамъ красныя ленты. И губы рдѣли, какъ будто только что цѣловались. Вампиръ,—нѣтъ, лицо было слишкомъ живое, чтобы быть вампирнымъ. Скорѣе въ немъ было что-то изъ типа благородной Римлянки, тонкость очертаній, и страстность, и властность, и воз-
В рдяности кровь и огонь. Рдяны полосы расплавленного металла. Рдяны краски заката. И рдяны осенние листья. И рдяным огнем горит звезда, чье имя есть имя Войны.
Это было в Валенсии, в городе красавиц, в один из летних вечеров. Я шел среди цветов и деревьев, рядом с красивою девушкой, Русской. Мы говорили и смеялись. Мы шли и уходили. Вдруг я остановился, как останавливается тот, кого рукой остановили. И шагах в десяти перед нами, совершенно так же, остановились две молодые Испанки. Одна из них была красива, но другая была красавица. У неё было бледное лицо, и она была несколько выше обыкновенного роста Испанок. В волосах у неё была красная гвоздика. У пояса была красная роза. На нежно-желтоватом платье, цвета розы чайной, были тут и там красные ленты. И губы рдели, как будто только что целовались. Вампир, — нет, лицо было слишком живое, чтобы быть вампирным. Скорее в нём было что-то из типа благородной Римлянки, тонкость очертаний, и страстность, и властность, и воз-
