Ко второму—за стѣнами потихоньку говорятъ, |
А въ ту самую минуту гдѣ-то въ предѣлахъ вольнаго Новгорода играетъ надъ водой другой гусляръ, Садко, покоряетъ гуслями стихіи, и заставляетъ плясать Воднаго Царя, и дѣлается богачомъ, и гуляетъ по міру безъ удержу, доходитъ до морской бездны, до морского дна. Въ то время, какъ тонутъ корабли и погибаютъ обыкновенные люди, Садко своей пѣсней заставляетъ плясать изумрудноволосое Чудо морей, и смотритъ, какъ свѣтятся раковины, какъ сіяютъ изогнутыя дуги мѣсяцевъ, какъ въ великой подводной избѣ висятъ съ потолка самоцвѣтные камни, какъ все тамъ цвѣтисто и волшебно.
Лампы изъ коралла, изумрудъ-вода, |
И въ ту же минуту, тамъ гдѣ-то, гдѣ Море сливается съ Небомъ, гдѣ Небо алѣетъ невянущимъ огнемъ, на дивномъ конѣ, обладающемъ вѣщею рѣчью и сказочной скоростью, молодой Стрѣлецъ увозитъ Елену-Красу, напоивши ее заморскимъ виномъ, и спитъ въ зачарованномъ снѣ Елена-Краса, а пока они ѣдутъ, во весь ихъ путь золотою ея косой Земля озаряется словно грозою, словно горятъ рубиновыя молніи, и тихо сіяютъ, на мгновеніе вспыхивая, голубыя зарницы, и бѣлыя, и зарницы со всѣми сіяньями, какія есть въ счастьи, въ мечтѣ и влюбленности.
И гдѣ-то идетъ на свиданье Чурило, быть можетъ, самый плѣнительный изъ призраковъ, созданныхъ Русской народной мечтой. Преданіе о немъ—это переливчатый узоръ, это цвѣточно вспыхивающій хвостъ павлина.
Въ то время, какъ у ласковаго кіевскаго Князя идетъ пиршество, и ужь будетъ день въ половинѣ дня, и ужь будетъ столъ во полу-столѣ, приходятъ охотники и говорятъ, что какіе-то молодцы обездолили лѣса, изловивъ и пострѣлявъ всю добычу, приходятъ рыболовы и, избитые, говорятъ, что нѣтъ болѣе рыбы въ рѣкахъ, приходятъ сокольники, и нѣтъ въ ихъ рукахъ соколовъ. Какіе-то сто чужихъ молодцовъ на вольной волѣ куражатся. Чьи мо-
Ко второму — за стенами потихоньку говорят, |
А в ту самую минуту где-то в пределах вольного Новгорода играет над водой другой гусляр, Садко, покоряет гуслями стихии, и заставляет плясать Водного Царя, и делается богачом, и гуляет по миру без удержу, доходит до морской бездны, до морского дна. В то время, как тонут корабли и погибают обыкновенные люди, Садко своей песней заставляет плясать изумрудноволосое Чудо морей, и смотрит, как светятся раковины, как сияют изогнутые дуги месяцев, как в великой подводной избе висят с потолка самоцветные камни, как всё там цветисто и волшебно.
Лампы из коралла, изумруд-вода, |
И в ту же минуту, там где-то, где Море сливается с Небом, где Небо алеет невянущим огнем, на дивном коне, обладающем вещею речью и сказочной скоростью, молодой Стрелец увозит Елену-Красу, напоивши ее заморским вином, и спит в зачарованном сне Елена-Краса, а пока они едут, во весь их путь золотою её косой Земля озаряется словно грозою, словно горят рубиновые молнии, и тихо сияют, на мгновение вспыхивая, голубые зарницы, и белые, и зарницы со всеми сияньями, какие есть в счастье, в мечте и влюбленности.
И где-то идет на свиданье Чурило, быть может, самый пленительный из призраков, созданных Русской народной мечтой. Предание о нём — это переливчатый узор, это цветочно вспыхивающий хвост павлина.
В то время, как у ласкового киевского Князя идет пиршество, и уж будет день в половине дня, и уж будет стол во полу-столе, приходят охотники и говорят, что какие-то молодцы обездолили леса, изловив и постреляв всю добычу, приходят рыболовы и, избитые, говорят, что нет более рыбы в реках, приходят сокольники, и нет в их руках соколов. Какие-то сто чужих молодцов на вольной воле куражатся. Чьи мо-
