есть небесно-голубая краска, и темно-голубая и свѣтло-голубая. Стр. 236, «млѣть—обмирать, приходить въ забытье». Млѣть значитъ также сладко нѣжиться, медлить на сладостномъ ощущеніи. Острогорскій говоритъ также (стр. 175), «денница—утренняя заря». Денница есть и утренняя заря, и утренняя звѣзда, и въ нашемъ воспріятіи она чаще означаетъ утреннюю звѣзду. Но это, конечно, лишь частичныя замѣчанія, и въ цѣломъ книга Острогорскаго есть подарокъ, который обогатитъ всякую дѣтскую душу.
Дѣтскіе подарки! Можно ли ихъ позабыть! Я до сихъ поръ четко помню, что когда, пяти лѣтъ, я самъ научился читать, подсматривая за старшимъ братомъ, котораго учила моя мать, отецъ, растроганный, подарилъ мнѣ маленькую книжку; это было путешествіе, тамъ были дикари, и книжка была въ синемъ переплетѣ, а картинки въ ней были желтыя. Въ это же время, быть можетъ, годомъ позднѣе, я читалъ «Дѣтскій Міръ» Ушинскаго, и стихи Пушкина и Никитина, и Русскія Народныя пѣсни, Русскія Народныя сказки. Я помню, что меня загадочно плѣнило словосочетанье «ахъ, ты горе-гореваньице». И весьма поразило меня, что горе лыкомъ подпоясано. «Хижина дяди Тома», «Жена ямщика» Никитина, Пѣсни Кольцова, романы Жюль-Верна,—какъ ихъ позабыть? А Майнъ-Ридъ! Когда мнѣ было одиннадцать, двѣнадцать лѣтъ, одинъ офицеръ, пріятель моей матери, каждую субботу приносилъ мнѣ изъ офицерской библіотеки томъ-два, а иногда и цѣлыхъ три тома Майнъ-Рида. И врядъ ли древніе сыны Израиля болѣе напряженно вѣдали радость субботняго дня, чѣмъ я. Такъ наслаждаться книгой, я ужь не наслаждался больше никогда. Развѣ что въ этомъ родѣ трепеталъ, когда года черезъ три увлекался Тургеневымъ, а еще позднѣе Достоевскимъ и Эдгаромъ По. Въ дѣтствѣ и въ ранней юности книга не есть литература, все въ ней живетъ и входитъ въ душу, ея смыслъ, ея языкъ, самая внѣшность, бумага, переплетъ. Три года тому назадъ, путешествуя въ Мексикѣ, я нѣсколько разъ вспоминалъ, что въ романахъ Майнъ-Рида, которые я читалъ одиннадцати лѣтъ, «Мексика» называлась «Мехика». Одно слово можетъ стать живымъ другомъ на десятки лѣтъ, навсегда. Лѣтъ тринадцати забрался я разъ въ библіотеку моей матери, перерылъ всѣ книги, и, перелистывая какой-то томъ, узналъ, что «self-help» значитъ «самопомощь». Будучи съ измальства наклоненъ къ самостоятельности, влюбился въ это слово молніеносно, и много, много разъ оно пропѣло мнѣ въ жизни. И все еще поетъ.
Въ дѣтствѣ мы пьемъ свѣжую воду. Дайте намъ въ дѣтствѣ свѣжихъ ключей. Въ дѣтствѣ, среди цвѣтовъ, мы—цвѣты. Дайте намъ въ дѣтствѣ цвѣтовъ.
1908. Мартъ. Долина Березъ.
есть небесно-голубая краска, и темно-голубая и светло-голубая. Стр. 236, «млеть — обмирать, приходить в забытье». Млеть значит также сладко нежиться, медлить на сладостном ощущении. Острогорский говорит также (стр. 175), «денница — утренняя заря». Денница есть и утренняя заря, и утренняя звезда, и в нашем восприятии она чаще означает утреннюю звезду. Но это, конечно, лишь частичные замечания, и в целом книга Острогорского есть подарок, который обогатит всякую детскую душу.
Детские подарки! Можно ли их позабыть! Я до сих пор четко помню, что когда, пяти лет, я сам научился читать, подсматривая за старшим братом, которого учила моя мать, отец, растроганный, подарил мне маленькую книжку; это было путешествие, там были дикари, и книжка была в синем переплете, а картинки в ней были желтые. В это же время, быть может, годом позднее, я читал «Детский Мир» Ушинского, и стихи Пушкина и Никитина, и Русские Народные песни, Русские Народные сказки. Я помню, что меня загадочно пленило словосочетанье «ах, ты горе-гореваньице». И весьма поразило меня, что горе лыком подпоясано. «Хижина дяди Тома», «Жена ямщика» Никитина, Песни Кольцова, романы Жюль-Верна, — как их позабыть? А Майн-Рид! Когда мне было одиннадцать, двенадцать лет, один офицер, приятель моей матери, каждую субботу приносил мне из офицерской библиотеки том-два, а иногда и целых три тома Майн-Рида. И вряд ли древние сыны Израиля более напряженно ведали радость субботнего дня, чем я. Так наслаждаться книгой, я уж не наслаждался больше никогда. Разве что в этом роде трепетал, когда года через три увлекался Тургеневым, а еще позднее Достоевским и Эдгаром По. В детстве и в ранней юности книга не есть литература, всё в ней живет и входит в душу, её смысл, её язык, самая внешность, бумага, переплет. Три года тому назад, путешествуя в Мексике, я несколько раз вспоминал, что в романах Майн-Рида, которые я читал одиннадцати лет, «Мексика» называлась «Мехика». Одно слово может стать живым другом на десятки лет, навсегда. Лет тринадцати забрался я раз в библиотеку моей матери, перерыл все книги, и, перелистывая какой-то том, узнал, что «self-help» значит «самопомощь». Будучи сызмальства наклонен к самостоятельности, влюбился в это слово молниеносно, и много, много раз оно пропело мне в жизни. И всё еще поет.
В детстве мы пьем свежую воду. Дайте нам в детстве свежих ключей. В детстве, среди цветов, мы — цветы. Дайте нам в детстве цветов.
1908. Март. Долина Берез.
