И сердцемъ, болѣе не юнымъ,
Я буду, догорая, тлѣть,
15 Внимать мятелямъ и бурунамъ,
Слабѣть, сѣдѣть, и холодѣть,—
Вдругъ самъ себѣ тогда я страшенъ,
Я содрогаюсь, какъ въ бреду,
Какъ будто я съ высокихъ башенъ
20 Вотъ-вотъ на землю упаду.
А между тѣмъ такъ близко, рядомъ,
Но не сліянные со мной,
Безбрежнымъ преданы усладамъ,
Сплетаютъ духи міръ иной.
И сердцем, более не юным,
Я буду, догорая, тлеть,
15 Внимать метелям и бурунам,
Слабеть, седеть, и холодеть, —
Вдруг сам себе тогда я страшен,
Я содрогаюсь, как в бреду,
Как будто я с высоких башен
20 Вот-вот на землю упаду.
А между тем так близко, рядом,
Но не слиянные со мной,
Безбрежным преданы усладам,
Сплетают духи мир иной.
Если вы въ полдневной дремѣ,
Въ замираньи сладкихъ сновъ,
Я въ рождающей истомѣ,
Я въ рабочемъ страшномъ домѣ,
5 Въ стукѣ дружныхъ молотковъ.
Не входите, не глядите,
Нѣтъ, не слушайте меня,
Пауки сплетаютъ нити,
Съ паукомъ и вы плетите
10 Паутинки въ блескѣ дня.
Замирайте въ нѣжной дремѣ,
Мнѣ же—каторжникомъ быть,
Мнѣ не видѣть счастья, кромѣ
Какъ работать въ страшномъ домѣ,
15 Намѣчать, стучать, дробить.
Если вы в полдневной дрёме,
В замираньи сладких снов,
Я в рождающей истоме,
Я в рабочем страшном доме,
5 В стуке дружных молотков.
Не входите, не глядите,
Нет, не слушайте меня,
Пауки сплетают нити,
С пауком и вы плетите
10 Паутинки в блеске дня.
Замирайте в нежной дрёме,
Мне же — каторжником быть,
Мне не видеть счастья, кроме
Как работать в страшном доме,
15 Намечать, стучать, дробить.
