Высоты горныя Сознанья—
Какъ Гималайскіе хребты.
Тамъ вѣчный праздникъ пониманья,
10 Зачатья новой красоты.
Для нѣжной радости ваянья
Я измѣняю всѣ черты.
Неумирающая сила
Не знаетъ, что́ такое мель.
15 Она не помнитъ то, что было,
Родитъ приливы и мятель.
И въ каждомъ атомѣ могила,
Въ пылинкѣ каждой колыбель.
Неистребимая Основа—
20 Неисчерпаемый рудникъ.
Въ ней всѣ возможности живого,
Въ ней мракъ и блескъ и вздохъ и крикъ.
Столѣтье отжилъ я, и снова
Встрѣчаю дѣтски майскій мигъ.
25 Среди стихійнаго безчинства,
И столкновенья встрѣчныхъ струй,
Я чую радость материнства,
Я слышу новый поцѣлуй,
И двустороннее Единство
30 Въ моей крови поетъ: „Ликуй!“
О, да, въ началѣ было Слово,
И какъ не помнить мнѣ его!
Въ движеньи круга мірового
Я прикасался до всего.
35 Сознанье, Сила, и Основа,—
Три солнца духа моего!
Высоты горные Сознанья —
Как Гималайские хребты.
Там вечный праздник пониманья,
10 Зачатья новой красоты.
Для нежной радости ваянья
Я изменяю все черты.
Неумирающая сила
Не знает, что такое мель.
15 Она не помнит то, что было,
Родит приливы и метель.
И в каждом атоме могила,
В пылинке каждой колыбель.
Неистребимая Основа —
20 Неисчерпаемый рудник.
В ней все возможности живого,
В ней мрак и блеск и вздох и крик.
Столетье отжил я, и снова
Встречаю детски майский миг.
25 Среди стихийного бесчинства,
И столкновенья встречных струй,
Я чую радость материнства,
Я слышу новый поцелуй,
И двустороннее Единство
30 В моей крови поёт: «Ликуй!»
О, да, в начале было Слово,
И как не помнить мне его!
В движеньи круга мирового
Я прикасался до всего.
35 Сознанье, Сила, и Основа, —
Три солнца духа моего!
