Мамми всегда можетъ найти время выспаться, это ей вовсе не трудно. Я никогда не видала такой сони, какъ она; она можетъ спать работая, стоя, сидя, вездѣ и во всякомъ положеніи. Нечего бояться, что Мамми не выспится! Но вѣдь смѣшно же, право, относиться къ прислугѣ какъ къ какимъ-то экзотическимъ цвѣткамъ или китайскимъ вазамъ! — Марія погрузилась въ обширное мягкое кресло и придвинула къ себѣ изящный флакончикъ съ нюхательною солью.
— Видите ли, — продолжала она слабымъ голосомъ, замирающимъ, какъ послѣднее дыханіе аравійскаго жасмина или нѣчто столь-же воздушное, — видите-ли, кузина Офелія, я рѣдко говорю сама о себѣ, это противно моимъ привычкамъ, это мнѣ непріятно. Да по правдѣ сказать, у меня и силъ на это не хватаетъ. Но есть вещи, въ которыхъ мы съ Сентъ-Клеромъ совершенно расходимся. Сентъ-Клеръ никогда не понималъ, никогда не цѣнилъ меня. Мнѣ кажется, въ этомъ корень всѣхъ моихъ болѣзней! Сентъ-Клеръ не хочетъ оскорблять меня, я увѣрена, но всѣ мужчины отъ природы эгоистичны и невнимательны къ женщинамъ. По крайней мѣрѣ, такое впечатлѣніе я вынесла изъ собственныхъ наблюденій.
Миссъ Офелія, обладала не малой дозой осторожности, отличающей уроженцевъ Новой Англіи, и питала особенное отвращеніе къ вмѣшательству въ семейныя дрязги. Предвидя, что ей грозитъ опаспость съ этой стороны, она изобразила на лицѣ своемъ угрюмый нейтралитетъ, она вытянула изъ кармана свое аршинное вязанье — вѣрное средство противъ искушеній дьявола, который, по мнѣнію доктора Уатса, любитъ смущать людей праздныхъ, — и принялась энергично вязать, сжавъ губы, съ такимъ выраженіемъ, которое говорило яснѣе словъ: „Вы меня не заставите высказаться; я совершенно не желаю мѣшаться въ ваши дѣла“. Сразу видно было, что отъ нея можно ждать столько же сочувствія, какъ отъ каменнаго льва. Но Маріи было все равно. Она нашла человѣка, съ которымъ могла говорить, чувствовала себя обязанной говорить, и этого было съ нея довольно. Она подкрѣпила себя, поднеся флакончикъ къ носу, и продолжала:
— Видите ли, когда я выходила замужъ за Сентъ-Клера, я принесла въ приданое собственное имущество и слугъ, такъ что по закону я имѣю право распоряжаться ими. У Сентъ-Клера есть свое состояніе и свои невольники, пусть бы онъ дѣлалъ съ ними, что хотѣлъ, я бы ни слова не говорила, но онъ во все мѣшается. У него самыя дикія понятія о многихъ вещахъ, между прочимъ о томъ, какъ надо обращаться съ прислугой. Право, онъ
Мамми всегда может найти время выспаться, это ей вовсе не трудно. Я никогда не видала такой сони, как она; она может спать работая, стоя, сидя, везде и во всяком положении. Нечего бояться, что Мамми не выспится! Но ведь смешно же, право, относиться к прислуге как к каким-то экзотическим цветкам или китайским вазам! — Мария погрузилась в обширное мягкое кресло и придвинула к себе изящный флакончик с нюхательною солью.
— Видите ли, — продолжала она слабым голосом, замирающим, как последнее дыхание аравийского жасмина или нечто столь же воздушное, — видите ли, кузина Офелия, я редко говорю сама о себе, это противно моим привычкам, это мне неприятно. Да по правде сказать, у меня и сил на это не хватает. Но есть вещи, в которых мы с Сент-Клером совершенно расходимся. Сент-Клер никогда не понимал, никогда не ценил меня. Мне кажется, в этом корень всех моих болезней! Сент-Клер не хочет оскорблять меня, я уверена, но все мужчины от природы эгоистичны и невнимательны к женщинам. По крайней мере, такое впечатление я вынесла из собственных наблюдений.
Мисс Офелия, обладала не малой дозой осторожности, отличающей уроженцев Новой Англии, и питала особенное отвращение к вмешательству в семейные дрязги. Предвидя, что ей грозит опаспость с этой стороны, она изобразила на лице своем угрюмый нейтралитет, она вытянула из кармана свое аршинное вязанье — верное средство против искушений дьявола, который, по мнению доктора Уатса, любит смущать людей праздных, — и принялась энергично вязать, сжав губы, с таким выражением, которое говорило яснее слов: „Вы меня не заставите высказаться; я совершенно не желаю мешаться в ваши дела“. Сразу видно было, что от неё можно ждать столько же сочувствия, как от каменного льва. Но Марии было всё равно. Она нашла человека, с которым могла говорить, чувствовала себя обязанной говорить, и этого было с неё довольно. Она подкрепила себя, поднеся флакончик к носу, и продолжала:
— Видите ли, когда я выходила замуж за Сент-Клера, я принесла в приданое собственное имущество и слуг, так что по закону я имею право распоряжаться ими. У Сент-Клера есть свое состояние и свои невольники, пусть бы он делал с ними, что хотел, я бы ни слова не говорила, но он во всё мешается. У него самые дикие понятия о многих вещах, между прочим о том, как надо обращаться с прислугой. Право, он
