— Что это такое? — спросила Марія, пробѣгая глазами бумагу. — Вотъ-то смѣхъ! я считала нашу кузину слишкомъ благочестивой для такихъ ужасныхъ дѣлъ! — прибавила она, небрежно подписывая свое имя, — но если ей такого рода товаръ нравится, что-же, отлично!
— Ну, вотъ, извольте, теперь она ваша и тѣломъ и душою, — сказалъ Сентъ-Клеръ, вручая бумагу миссъ Офеліи.
— Она настолько же моя, насколько была и раньше, — отвѣчала миссъ Офелія, — никто, кромѣ Бога, не имѣетъ права отдать мнѣ ее; но теперь я по крайней мѣрѣ могу защищать ее.
— Хорошо, во всякомъ случаѣ она ваша по закону, — сказалъ Сентъ-Клеръ, возвращаясь въ гостиную и снова принимаясь за газеты.
Миссъ Офелія не особенно любила сидѣть въ обществѣ Маріи. Она послѣдовала за нимъ въ гостиную, но сначала убрала бумагу.
— Августинъ, — вдругъ сказала она, не отрываясь отъ своего вязанья, — сдѣлали ли вы какія-нибудь распоряженія относительно вашихъ слугъ на случай вашей смерти?
— Никакихъ, — отвѣчалъ Сентъ-Клеръ, продолжая читать.
— Въ такомъ случаѣ ваше снисходительное обращеніе съ ними можетъ оказаться большою жестокостью.
Эта мысль часто приходила въ голову Сентъ-Клеру, тѣмъ не менѣе онъ небрежно отвѣтилъ:
— Я какъ нибудь сдѣлаю распоряженіе.
— А когда? — спросила миссъ Офелія.
— Ну, какъ нибудь на дняхъ.
— А вдругъ вы не успѣете и умрете.
— Кузина, что съ вами? — удивился Сентъ-Клеръ, откладывая газету и смотря на нее. — Развѣ вы замѣчаете у меня признаки желтой лихорадки или холеры, что вы заставляете меня дѣлать предсмертныя распоряженія?
— Смерть часто приходитъ, когда мы менѣе всего ожидаемъ ее, — сказала миссъ Офелія.
Сентъ-Клеръ всталъ, отложилъ газету и вышелъ черезъ открытую дверь на веранду, чтобы положить конецъ разговору, который былъ непріятенъ ему. Онъ машинально повторилъ слово „смерть“, облокотился на перила, полюбовался сверкающей водой фонтана, цвѣтами, деревьями и вазами на дворѣ и снова повторилъ таинственное слово, столь часто произносимое людьми и обладающее столь грозною силою: „смерть“!
— Какъ странно, что существуетъ такое слово — думалось
— Что это такое? — спросила Мария, пробегая глазами бумагу. — Вот-то смех! я считала нашу кузину слишком благочестивой для таких ужасных дел! — прибавила она, небрежно подписывая свое имя, — но если ей такого рода товар нравится, что же, отлично!
— Ну, вот, извольте, теперь она ваша и телом и душою, — сказал Сент-Клер, вручая бумагу мисс Офелии.
— Она настолько же моя, насколько была и раньше, — отвечала мисс Офелия, — никто, кроме Бога, не имеет права отдать мне ее; но теперь я по крайней мере могу защищать ее.
— Хорошо, во всяком случае она ваша по закону, — сказал Сент-Клер, возвращаясь в гостиную и снова принимаясь за газеты.
Мисс Офелия не особенно любила сидеть в обществе Марии. Она последовала за ним в гостиную, но сначала убрала бумагу.
— Августин, — вдруг сказала она, не отрываясь от своего вязанья, — сделали ли вы какие-нибудь распоряжения относительно ваших слуг на случай вашей смерти?
— Никаких, — отвечал Сент-Клер, продолжая читать.
— В таком случае ваше снисходительное обращение с ними может оказаться большою жестокостью.
Эта мысль часто приходила в голову Сент-Клеру, тем не менее он небрежно ответил:
— Я как-нибудь сделаю распоряжение.
— А когда? — спросила мисс Офелия.
— Ну, как-нибудь на днях.
— А вдруг вы не успеете и умрете.
— Кузина, что с вами? — удивился Сент-Клер, откладывая газету и смотря на нее. — Разве вы замечаете у меня признаки желтой лихорадки или холеры, что вы заставляете меня делать предсмертные распоряжения?
— Смерть часто приходит, когда мы менее всего ожидаем ее, — сказала мисс Офелия.
Сент-Клер встал, отложил газету и вышел через открытую дверь на веранду, чтобы положить конец разговору, который был неприятен ему. Он машинально повторил слово „смерть“, облокотился на перила, полюбовался сверкающей водой фонтана, цветами, деревьями и вазами на дворе и снова повторил таинственное слово, столь часто произносимое людьми и обладающее столь грозною силою: „смерть“!
— Как странно, что существует такое слово — думалось
