настроеніемъ, онъ сказалъ старшему офицеру:
— И если бы вы знали, Василій Леонтьичъ, какой былъ славный Никѣевъ!
— Знаю. Всякаго было бы жаль. Человѣкъ!—раздумчиво и серьезно промолвилъ Василій Леонтьевичъ...
— Еще бы... Конечно всякаго, Василій Леонтьичъ...
И, мгновенно вспыхивая, чуть не со слезами въ голосѣ, точно боялся, что Василій Леонтьевичъ можетъ дурно подумать о мичманѣ, Лазунскій торопливо и застѣнчиво прибавилъ: .
— Вы не подумайте обо мнѣ, Василій Леонтьичъ, будто я...
— Что вы, что вы, Борисъ Алексѣичъ?... Я думаю... я увѣренъ, что вы славный юный мичманъ... Такимъ и останьтесь, когда будете капитаномъ!—ласково сказалъ Василій Леонтьевичъ... И, уходя, прибавилъ:—панихида будетъ въ одиннадцать... Дайте знать капитану въ одиннадцать... И половину вахтенныхъ отпустите внизъ...
