онь всегда выбираетъ такія деревья, вѣтви которыхъ сплетены съ вѣтвями близстоящихъ деревьевъ, протягиваетъ свою длинную руку, если близко, хватаетъ намѣченныя вѣтви обѣими руками, пробуетъ ихъ крѣпость и затѣмъ осторожно перебирается на ближайшій сукъ, по которому и продолжаетъ идти.
«Онъ никогда не скачетъ и не прыгаетъ; повидимому, никогда также и не спѣшитъ, но тѣмъ не менѣе подвигается такъ быстро впередъ, что бѣгущій по землѣ человѣкъ его не перегонитъ».
Въ другомъ мѣстѣ Уэллесъ замѣчаетъ, что въ продолжение часа меясъ свободно проходитъ пространства въ 5-6 англійскихъ миль.
«Длинныя и сильныя руки оказываютъ ему большую пользу; онѣ дають ему возможность легко взбираться на самыя высокія деревья, чтобы обрывать плоды и холодые листья съ гибкихъ вѣтвей, которыя не могутъ выдержать его тяжести, также набирать листья и сучья, чтобъ сдѣлать себѣ гнѣздо».
Нашъ изслѣдователь, наблюдая за дѣйствіями раненаго имъ орангъ-утана, быль свидѣтелемъ, какъ онъ строилъ себѣ гнѣздо. «Какъ только я выстрѣлилъ», разсказываетъ Уэллесъ, меясъ тотчасъ полѣзъ на вершину дерева и быстро достигъ ея крайнихъ пунктовъ. Здѣсь онъ сейчасъ же принялся обламывать кругомъ вѣтви и класть ихъ крестъ-на-крестъ и поперекъ. Мѣсто было выбрано превосходно. Дѣйствуя необыкновенно быстро, по всѣмъ направленіямъ, единственною непораненою рукою, онъ безъ всякаго усилiя наломалъ крѣпкихъ сучьевъ, положилъ ихъ другъ на друга, такъ что въ нѣсколько минутъ образовалась такая плотная кипа зелени, что совершенно скрыла его отъ моихъ глазъ. Подобнаго рода гнѣздо меясъ устраиваетъ почти каждую ночь для сна; но обыкновенно онъ складываетъ его ниже, на небольшомъ деревѣ, не выше 5-15 m. надъ землей, вѣроятно, потому, что здѣсь его менѣе безпокоитъ вѣтеръ, чѣмъ вверху. Разсказывають, будто меясъ долженъ себѣ строить каждую ночь новое гнѣздо; но это представляется мнѣ мало вѣроятнымъ, потому что въ такомъ случаѣ приходилось бы чаще встрѣчать слѣды гнѣздъ, чѣмъ это, бываетъ на самомъ дѣлѣ. Даяки говорятъ, что во время ненастья обезьяна укрывается листьями пандана (Pandanus) и большими папоротниками. Это, быть можетъ, и повело къ предположенiю, что обезьяна эта строитъ себѣ на деревьяхъ нѣчто въ родѣ хижины.
«Орангъ-утанъ оставляетъ свое ложе только тогда, когда солнце уже стоитъ высоко и роса на листьяхъ успѣла высохнуть. Средину дня онъ употребляетъ на то, чтобы ѣсть, но рѣдко возвращается въ течение двухъ дней къ тому же дереву. Насколько я могъ убѣдиться на опытѣ, онъ питается почти исключительно плодами и иногда листьями, почками и молодыми побѣгами. Незрелые плоды онъ видимо предпочитаетъ зрѣлымъ, ѣстъ также очень кислые или очень горькiе; въ особенности, повидимому, ему доставляеть большое удовольствіе большая, мясистая красная сѣмянная оболочка одного тамошняго плода. Иногда только онъ лакомится маленькими сѣменами большихъ плодовъ, но опустошаеть и разоряетъ кругомъ гораздо болѣе, чѣмъ сколько поѣдаетъ, такъ что подъ деревьями, на которыхъ онъ ѣлъ, всегда находится масса остатковъ. Въ высшей степени любить онъ дуріоны (плоды Durio Zibethinus) и уничтожаетъ этотъ драгоцѣнный плодъ въ большомъ количествѣ, но никогда не рѣшается переходить просѣки, чтобы до- быть его. Орангъ-утанъ крайне рѣдко спускается на землю, вѣроятно, только тогда, когда, понуждаемый голодомъ, ищетъ на берегу сочные побѣги, или когда, во время очень сухой погоды, идетъ за водой, которую обыкновенно находитъ въ достаточномъ количествѣ въ углубленіяхъ листьевъ. Только однажды я видѣлъ двухъ полувзрослыхъ орангъ-утановъ на землѣ въ сухой норѣ. Они играли вмѣстѣ, станови-
