скать монополіи въ человѣческой природѣ, не можетъ однимъ жертвовать для другаго, неизъяснимое почитать призракомъ, или вообще быть одностороннею.
Но когда сознаніемъ озаряются и движенія чувства, и стремленія духа, и избранія воли, и мышленіе разсудка; то явно, что оно есть начало и познания и бытія. Сознаніе есть начало познанія; потому что всѣ факты нашей жизни, входя въ его сферу, становятся равно предметами знанія. Что бы мы ни сознавали, — чувствованія ли сердца, результаты ли ума, — но какъ скоро что нибудь и какъ нибудь сознаемъ, то сознаваемое извѣстнымъ образомъ — уже знаемъ. Для сознанія, различіе путей, которыми вошли въ него тѣ или другія истины, безразлично. Сознаніе есть также и начало бытія. Философы иногда старались изслѣдовать бытіе природы независимо отъ тѣхъ свойствъ ея, за дѣйствительность которыхъ она сама ручается человѣку посредствомъ производимыхъ на него впечатлѣній. Цѣлію такого изслѣдованія было — узнать природу саму въ себѣ. Но сколь мало успѣха могутъ имѣть подобныя усилія, и какъ много въ нихъ гипотетическаго, — доказано уже Кантомъ. И нужно ли искать вещь тамъ, гдѣ она не существуетъ непосредственно для человѣка, между тѣмъ какъ дѣйствительный міръ, измѣнивъ только объективныя условія бытія, самъ собою входитъ въ наше сознаніе и непрестанно живетъ въ немъ? Мы, по какой-то
