пожелтѣла. «Наливай третью воду; сыпь крупу, вари кашу!» Когда сварилась каша, хозяинъ приказалъ снять. Тогда хозяинъ беретъ ложку, давай кашу ѣсть. Поѣлъ хозяинъ кашу; остались пригарки въ котлѣ, и говоритъ русскому: «возьми жь ты, русскій, вымой этотъ котелъ и чисто выскобли, но только не ѣшь! А какъ поѣшь, такъ умрешь: это русскіе не употребляютъ».—Русскій говоритъ: «у насъ этого въ Россіи не видано; не то что ѣсть!»
Тогда хозяинъ взялъ себѣ подъ дубъ войлокъ и подушку, и легъ отдыхать. Русскій пошелъ къ водѣ мыть котелъ и думаетъ себѣ: «смерти не миновать; какъ того зарѣзалъ, такъ и меня зарѣжутъ. Дай попробую!» По русскому образованью, перекрестился, давай кашу ѣсть, приварки. Поѣлъ онъ кашу и разумѣлъ всѣ разговоры, что скоты, что птицы, что звѣри, всякаго званья. Тогда сейчасъ русскій разсмѣялся и говоритъ: «какъ бы мнѣ себя укрѣпить, чтобы не призналъ меня хозяинъ!» Принесъ котелъ, постановилъ подъ повозку; самъ сѣлъ на дерево и думаетъ себѣ. Вдругъ кобыла говоритъ сыну своему, мерену: «что хозяинъ долго спитъ, намъ далеко ѣхать!» Вдругъ проснулся хозяинъ. «Русскій, давай лошадей, пора намъ ѣхать!» Русскій привелъ лошадей, запрягли; кадку съ ветчиной поставили на повозку, сѣли и поѣхали ко двору. Когда пріѣхали ко двору, то приказалъ ему лошадей выпречь и это все убрать. Русскій отпрегъ лошадей, все убралъ, далъ имъ корму; ходитъ за ними прилежно, холитъ и чиститъ; а тройка лошадей только: два мерена да кобыла.
Черезъ нѣсколько времени взошелъ русскій на конюшню. Вдругъ меренья между собой говорятъ, меньшій старшему: «вотъ, говоритъ, попадаются намъ добрые люди да не долго живутъ. Тотъ, говоритъ, за нами хорошо ходилъ (котораго зарѣзали-то), а этотъ еще лучше ходитъ, и покоитъ и жалѣетъ!» А старшій говоритъ брату: какъ онъ ни старайся и хозяину
пожелтела. «Наливай третью воду; сыпь крупу, вари кашу!» Когда сварилась каша, хозяин приказал снять. Тогда хозяин берёт ложку, давай кашу есть. Поел хозяин кашу; остались пригарки в котле, и говорит русскому: «возьми ж ты, русский, вымой этот котёл и чисто выскобли, но только не ешь! А как поешь, так умрёшь: это русские не употребляют». — Русский говорит: «у нас этого в России не видано; не то что есть!»
Тогда хозяин взял себе под дуб войлок и подушку, и лёг отдыхать. Русский пошёл к воде мыть котёл и думает себе: «смерти не миновать; как того зарезал, так и меня зарежут. Дай попробую!» По русскому образованью, перекрестился, давай кашу есть, приварки. Поел он кашу и разумел все разговоры, что скоты, что птицы, что звери, всякого званья. Тогда сейчас русский рассмеялся и говорит: «как бы мне себя укрепить, чтобы не признал меня хозяин!» Принёс котёл, постановил под повозку; сам сел на дерево и думает себе. Вдруг кобыла говорит сыну своему, мерену: «что хозяин долго спит, нам далеко ехать!» Вдруг проснулся хозяин. «Русский, давай лошадей, пора нам ехать!» Русский привёл лошадей, запрягли; кадку с ветчиной поставили на повозку, сели и поехали ко двору. Когда приехали ко двору, то приказал ему лошадей выпречь и это всё убрать. Русский отпрёг лошадей, всё убрал, дал им корму; ходит за ними прилежно, холит и чистит; а тройка лошадей только: два мерена да кобыла.
Через несколько времени взошёл русский на конюшню. Вдруг меренья между собой говорят, меньший старшему: «вот, говорит, попадаются нам добрые люди да недолго живут. Тот, говорит, за нами хорошо ходил (которого зарезали-то), а этот ещё лучше ходит, и покоит и жалеет!» А старший говорит брату: как он ни старайся и хозяину
