Франка, Дебюсси, сообразно влеченіямъ своей художественной натуры, отказался отъ дальнѣйшей разработки въ глубину полученныхъ сокровищъ. Онъ пренебрегъ дальнѣйшей „конденсаціей“ музыкальныхъ образовъ, оставилъ третье измѣреніе и весь свой матеріалъ разбросалъ отдѣльными блестящими пятнами на плоскости. Эффектъ получился поразительный. Безъ всякихъ точекъ опоры, безъ фундамента, безъ цемента Дебюсси создалъ своего рода „японскій“, безперспективный стиль въ музыкѣ. У него та же симплификація, та же эфирность, тотъ же „фантастическій реализмъ“, что y Хокусая или Хирошиге. Пріемами почти элементарными, каковы, напр., параллельныя квинты и септимы, гармоніи, основанныя на цѣлотонной гаммѣ, К. Дебюсси создаетъ изъ ничего цѣлые міры, очаровательные, колеблющіеся, изысканно-неуловимые. Интересно, что въ квартетѣ, гдѣ волей-неволей приходится имѣть дѣло съ полифоническими задачами, Дебюсси не чувствуетъ себя такъ свободно, какъ въ фортепьянныхъ и вокальныхъ вещахъ. И, несмотря на все остроуміе квартетнаго scherzo (Assez vif) и мистическую романтику andantino, со странной „руссифицированной“ второй темой, надо считать болѣе характерными для творчества Дебюсси оба вышеназванные романса, которые стоятъ наравнѣ съ лучшими его вдохновеніями: „Пелеасомъ“ „Фавномъ“, „Эстампами“ и пр. Но европеецъ, повидимому, не можетъ долго безнаказанно витать въ обаятельной атмосферѣ „японизма“. Нужны выходы къ другимъ горизонтамъ. Но Дебюсси ихъ не находитъ и поэтому прибѣгаетъ къ средствамъ, самоубійственнымъ для художника. Въ послѣднихъ вещахъ Дебюсси уже сказывается отсутствіе новыхъ пріемовъ и свѣжихъ мыслей, оригинальность грозитъ превратится въ рутину. A гдѣ застой, тамъ „decadence“ въ худшемъ смыслѣ этого слова.
Мнѣ осталось сказать еще нѣсколько словъ о музыкантѣ, имя котораго, за исключеніемъ посѣтителей В. С. М., едва ли извѣстно кому-нибудь, о М. Кузминѣ. Да, впрочемъ, музыкантъ ли онъ, этотъ самый непостижимый изъ композиторовъ? У Кузмина нѣтъ напечатанныхъ музыкальныхъ произведеній (кромѣ 2—3 раннихъ романсовъ), но я имѣлъ возможность познакомиться съ нѣкоторыми его произведеніями, сверхъ тѣхъ Александрійскихъ пѣсенъ, которыя были исполнены на второмъ Вечерѣ С. М. и возбудили такое единодушное негодованіе публики и критики. Я знаю, что Кузминъ пишетъ не только музыку, но и крайне интересные, стильные стихи, вѣрнѣе, онъ пишетъ вокальную музыку на свои же стихи. И все же я вторично спрашиваю себя, музыкантъ-ли онъ? Современныя произведенія Кузмина „несоизмѣримы“ ни съ какими другими вещами какихъ угодно авторовъ. Въ одномъ я увѣренъ, однако: что находящіе въ его музыкѣ проблески геніальности, по всей вѣроятности,
