депутатовъ въ сосѣдній городъ, чтобы получить копію съ его хартіи, и на основаніи ея вырабатывали собственную конституцію. Впрочемъ, города не довольствовались простымъ списываніемъ хартій другъ у друга: они составляли свои хартіи, въ соотвѣтствіи съ уступками, которыя имъ удалось вырвать у своихъ феодальныхъ владѣльцевъ; и въ результатѣ, какъ замѣтилъ одинъ историкъ, хартіи средневѣковыхъ коммунъ отличаются такимъ же разнообразіемъ, какъ и готическая архитектура ихъ церквей и соборовъ. Та же руководящая идея во всѣхъ, — такъ какъ соборъ символизировалъ союзъ прихода и гильдіи въ вольномъ городѣ — и то же безконечно-богатое разнообразіе въ деталяхъ.
Самымъ существеннымъ пунктомъ для освобождавшагося города была собственная юрисдикція, которая влекла за собой и собственную администрацію. Но городъ не былъ просто „автономной“ частью государства — подобныя двусмысленныя слова еще не были изобрѣтены въ то время, — онъ составлялъ государство само по себѣ. Онъ имѣлъ право объявлять войну и заключать миръ, право заключать федераціи и вступать въ союзы со своими сосѣдями. Онъ былъ самодержавнымъ въ своихъ собственныхъ дѣлахъ и не вмѣшивался въ чужія. Верховная политическая власть могла находиться всецѣло въ рукахъ демократическаго вѣча (форума), какъ это было, напримѣръ, въ Псковѣ, гдѣ вѣче посылало и принимало посланниковъ, заключало договоры, призывало и изгоняло князей, или вовсе обходилось безъ нихъ цѣлые десятки лѣтъ; или же высшая политическая власть была передана въ руки нѣсколькихъ знатныхъ, купеческихъ или даже дворянскихъ семей, или же она была захвачена ими, какъ это бывало въ сотняхъ городовъ Италіи и Средней Европы. Но принципъ всегда оставался тотъ же: городъ являлся государством, и — что, пожалуй, еще болѣе замѣчательно — когда власть въ городѣ бывала узурпирована торговою аристократіею или даже дворянствомъ, внутренняя жизнь города и демократизмъ его повседневныхъ отношеній терпѣли отъ этого мало ущерба: онѣ мало зависѣли отъ того, что можно назвать политическою формою государства.
Секретъ этого кажущагося противорѣчія, заключается въ томъ, что средневѣковый городъ не былъ
депутатов в соседний город, чтобы получить копию с его хартии, и на основании её вырабатывали собственную конституцию. Впрочем, города не довольствовались простым списыванием хартий друг у друга: они составляли свои хартии, в соответствии с уступками, которые им удалось вырвать у своих феодальных владельцев; и в результате, как заметил один историк, хартии средневековых коммун отличаются таким же разнообразием, как и готическая архитектура их церквей и соборов. Та же руководящая идея во всех, — так как собор символизировал союз прихода и гильдии в вольном городе — и то же бесконечно богатое разнообразие в деталях.
Самым существенным пунктом для освобождавшегося города была собственная юрисдикция, которая влекла за собой и собственную администрацию. Но город не был просто «автономной» частью государства — подобные двусмысленные слова ещё не были изобретены в то время, — он составлял государство само по себе. Он имел право объявлять войну и заключать мир, право заключать федерации и вступать в союзы со своими соседями. Он был самодержавным в своих собственных делах и не вмешивался в чужие. Верховная политическая власть могла находиться всецело в руках демократического веча (форума), как это было, например, в Пскове, где вече посылало и принимало посланников, заключало договоры, призывало и изгоняло князей, или вовсе обходилось без них целые десятки лет; или же высшая политическая власть была передана в руки нескольких знатных, купеческих или даже дворянских семей, или же она была захвачена ими, как это бывало в сотнях городов Италии и Средней Европы. Но принцип всегда оставался тот же: город являлся государством, и — что, пожалуй, ещё более замечательно — когда власть в городе бывала узурпирована торговою аристократиею или даже дворянством, внутренняя жизнь города и демократизм его повседневных отношений терпели от этого мало ущерба: они мало зависели от того, что можно назвать политическою формою государства.
Секрет этого кажущегося противоречия, заключается в том, что средневековый город не был
