ея, согласно съ его указаніями, а напротивъ того, съ-узили ее еще болѣе. И въ то время, какъ Спенсеръ, работая независимо, но въ сходномъ направленіи, постарался до нѣкоторой степени расширить изслѣдованіе вопроса: „кто же оказывается лучше приспособленнымъ?“ (въ особенности въ приложеніи къ третьему изданію „Data of Ethics“), многочисленные послѣдователи Дарвина сузили понятіе о борьбѣ за существованіе до самыхъ тѣсныхъ предѣловъ. Они стали изображать міръ животныхъ какъ міръ непрерывной борьбы между вѣчно-голодающими существами, жаждущими каждое крови своихъ собратьевъ. Они наполнили современную литературу возгласами: „Горе побѣжденнымъ“! и стали выдавать этотъ кличъ за послѣднее слово науки о жизни.
„Безпощадную“ борьбу изъ-за личныхъ выгодъ они возвели на высоту принципа, закона всей біологіи, которому человѣкъ обязанъ подчиняться, — иначе онъ погибнетъ въ этомъ мірѣ, основанномъ на взаимномъ уничтоженіи. Оставляя въ сторонѣ экономистовъ, которые изо всей области естествознанія обыкновенно знаютъ лишь нѣсколько ходячихъ фразъ, и то заимствованныхъ у второстепенныхъ популяризаторовъ, мы должны признать, что даже наиболѣе авторитетные представители взглядовъ Дарвина употребляютъ всѣ усилія для поддержанія этихъ ложныхъ идей. Если взять, напримѣръ Гёксли, который, несомнѣнно, считается однимъ изъ лучшихъ представителей теоріи развитія (эволюціи), то мы видимъ, что въ статьѣ, озаглавленной „Борьба за существованіе и ея отношеніе къ человѣку“, онъ учитъ насъ, что „съ точки зрѣнія моралиста животный міръ находится на томъ же уровнѣ, что борьба гладіаторовъ. Животныхъ хорошо кормятъ и выпускаютъ ихъ на борьбу: въ результатѣ — лишь наиболѣе сильные, наиболѣе ловкіе и наиболѣе хитрые выживаютъ для того только, чтобы на слѣдующій день тоже вступить въ борьбу. Зрителю нѣтъ нужды даже, повернувши палецъ книзу требовать, чтобы слабые были убиты: здѣсь и безъ того никому не бываетъ пощады“.
Въ той же статьѣ Гёксли дальше говоритъ, что среди животныхъ, какъ и среди первобытныхъ людей, „наиболѣе слабые и наиболѣе глупые обречены на гибель, въ то время какъ выживаютъ наиболѣе хитрые и тѣхъ, кого труднѣе пронять, тѣ, которые лучше сумѣли при-
ее, согласно с его указаниями, а напротив того, сузили ее еще более. И в то время, как Спенсер, работая независимо, но в сходном направлении, постарался до некоторой степени расширить исследование вопроса: «кто же оказывается лучше приспособленным?» (в особенности в приложении к третьему изданию «Data of Ethics»), многочисленные последователи Дарвина сузили понятие о борьбе за существование до самых тесных пределов. Они стали изображать мир животных как мир непрерывной борьбы между вечно голодающими существами, жаждущими каждое крови своих собратьев. Они наполнили современную литературу возгласами: «Горе побежденным!» и стали выдавать этот клич за последнее слово науки о жизни.
«Беспощадную» борьбу из-за личных выгод они возвели на высоту принципа, закона всей биологии, которому человек обязан подчиняться, — иначе он погибнет в этом мире, основанном на взаимном уничтожении. Оставляя в стороне экономистов, которые изо всей области естествознания обыкновенно знают лишь несколько ходячих фраз, и то заимствованных у второстепенных популяризаторов, мы должны признать, что даже наиболее авторитетные представители взглядов Дарвина употребляют все усилия для поддержания этих ложных идей. Если взять, например Гёксли, который, несомненно, считается одним из лучших представителей теории развития (эволюции), то мы видим, что в статье, озаглавленной «Борьба за существование и ее отношение к человеку», он учит нас, что «с точки зрения моралиста животный мир находится на том же уровне, что борьба гладиаторов. Животных хорошо кормят и выпускают их на борьбу: в результате — лишь наиболее сильные, наиболее ловкие и наиболее хитрые выживают для того только, чтобы на следующий день тоже вступить в борьбу. Зрителю нет нужды даже, повернувши палец книзу требовать, чтобы слабые были убиты: здесь и без того никому не бывает пощады».
В той же статье Гёксли дальше говорит, что среди животных, как и среди первобытных людей, «наиболее слабые и наиболее глупые обречены на гибель, в то время как выживают наиболее хитрые и тех, кого труднее пронять, те, которые лучше сумели при-
