мой имъ пищей съ членами того общества, къ которому онъ принадлежитъ. Этотъ фактъ былъ хорошо извѣстенъ древнимъ грекамъ, и до насъ дошло преданіе о томъ, какъ греческій ораторъ воскликнулъ однажды (цитирую на память): «Въ то время, какъ я говорилъ вамъ, прилеталъ воробей, чтобы сказать другимъ воробьямъ, что какой-то рабъ разсыпалъ мѣшокъ съ зерномъ, и всѣ они улетѣли подбирать зерно». Тѣмъ болѣе пріятно мнѣ было найти подтвержденіе этого наблюденія древнихъ въ современной небольшой книгѣ Гёрнея, который вполнѣ убѣжденъ, что домашніе воробьи всегда увѣдомляютъ другъ друга, когда можно гдѣ-нибудь поживиться пищей. Онъ говоритъ: «Какъ бы далеко отъ двора фермы ни обмолачивался скирдъ хлѣба—воробьи во дворѣ фермы всегда оказывались съ зобами, набитыми зерномъ»[1]. Правда, воробьи съ чрезвычайной щепетильностью охраняютъ свои владѣнія отъ вторженій чужаковъ; такъ, напримѣръ, воробьи Люксембургскаго сада въ Парижѣ жестоко нападаютъ на всѣхъ другихъ воробьевъ, которые пытаются, въ свою очередь, воспользоваться садомъ и щедростью его посетителей; но внутри своихъ собственныхъ общинъ или группъ они чрезвычайно широко практикуютъ взаимную поддержку, хотя иногда дѣло и не обходится безъ ссоръ,—какъ это бываетъ, впрочемъ, даже между лучшими друзьями[2].
Охота группами и кормленіе стаями настолько обычны въ мірѣ птицъ, что едва ли нужно приводить еще примѣры: эти два явленія слѣдуетъ разсматривать, какъ вполнѣ установленный фактъ. Что-же до силы, которую даютъ птицамъ подобныя сообщества, то она вполнѣ очевидна. Самые крупные хищники вынуждены бываютъ пасовать предъ ассоціаціями самыхъ мелкихъ птицъ. Даже орлы—даже самый могучій и страшный орелъ—могильникъ или боевой орелъ, которые отличаются такой силой, что могутъ поднять въ своихъ когтяхъ зайца или молодую антилопу,—бываютъ принуждены оставлять свою добычу стаямъ коршуновъ, которые устраиваютъ правильную охоту за ними, какъ только замѣтятъ, что одному изъ нихъ попалась хорошая добыча. Коршуны также охотятся за быстрою ско-
мой им пищей с членами того общества, к которому он принадлежит. Этот факт был хорошо известен древним грекам, и до нас дошло предание о том, как греческий оратор воскликнул однажды (цитирую на память): «В то время, как я говорил вам, прилетал воробей, чтобы сказать другим воробьям, что какой-то раб рассыпал мешок с зерном, и все они улетели подбирать зерно». Тем более приятно мне было найти подтверждение этого наблюдения древних в современной небольшой книге Гёрнея, который вполне убеждён, что домашние воробьи всегда уведомляют друг друга, когда можно где-нибудь поживиться пищей. Он говорит: «Как бы далеко от двора фермы ни обмолачивался скирд хлеба — воробьи во дворе фермы всегда оказывались с зобами, набитыми зерном»[1]. Правда, воробьи с чрезвычайной щепетильностью охраняют свои владения от вторжений чужаков; так, например, воробьи Люксембургского сада в Париже жестоко нападают на всех других воробьев, которые пытаются, в свою очередь, воспользоваться садом и щедростью его посетителей; но внутри своих собственных общин или групп они чрезвычайно широко практикуют взаимную поддержку, хотя иногда дело и не обходится без ссор, — как это бывает, впрочем, даже между лучшими друзьями[2].
Охота группами и кормление стаями настолько обычны в мире птиц, что едва ли нужно приводить ещё примеры: эти два явления следует рассматривать, как вполне установленный факт. Что же до силы, которую дают птицам подобные сообщества, то она вполне очевидна. Самые крупные хищники вынуждены бывают пасовать пред ассоциациями самых мелких птиц. Даже орлы — даже самый могучий и страшный орёл — могильник или боевой орел, которые отличаются такой силой, что могут поднять в своих когтях зайца или молодую антилопу, — бывают принуждены оставлять свою добычу стаям коршунов, которые устраивают правильную охоту за ними, как только заметят, что одному из них попалась хорошая добыча. Коршуны также охотятся за быстрою ско-
