становится довольно боязливою птицею; но когда ему приходится быть окруженнымъ мелкими пташками, онъ принимаетъ на себя, въ интересахъ сообщества, обязанность часового, и заставляетъ себя слушаться, говоритъ Брэмъ. Здѣсь вы можете наблюдать властолюбивыхъ лебедей; и на ряду съ ними—чрезвычайно общительныхъ, даже нѣжныхъ чаекъ киттиваке[1], между которыми, какъ говоритъ Науманнъ, ссоры случаются очень рѣдко и всегда бываютъ кратковременны; вы видите привлекательныхъ полярныхъ кайръ, постоянно расточающихъ ласки другъ другу; эгоистокъ-гусынь, отдающихъ на произволъ судьбы сиротъ, оставшихся послѣ убитой подруги, и рядомъ съ ними—другихъ гусынь, которыя заботятся о такихъ сиротахъ и плаваютъ, окруженныя 50—60 малышами, о которыхъ онѣ заботятся, какъ будто всѣ были ихъ родными дѣтьми. На ряду съ пингвинами, ворующими другъ у друга яйца, вы увидите пыжиковъ[2], семейныя отношенія которыхъ такъ «очаровательны и трогательны“, что даже страстные охотники не рѣшаются стрѣлять въ самку пыжика, окруженную выводкомъ; или гагокъ, среди которыхъ (подобно бархатнымъ уткамъ, или „coroyas“ саваннъ) нѣсколько самокъ высиживаютъ яйца въ одномъ и томъ-же гнѣздѣ; или кайръ, которыя—такъ утверждаютъ достойные довѣрія наблюдатели—иногда поочередно сидятъ надъ общимъ выводкомъ. Природа—само разнообразіе, и она представляетъ всевозможные оттѣнки характеровъ, до самыхъ возвышенныхъ; поэтому-то природу нельзя и изобразить однимъ какимъ-нибудь широко-вѣщательнымъ утвержденіемъ. Еще менѣе можно судить о ней съ точки зрѣнія моралиста, такъ какъ взгляды моралиста сами являются результатомъ,—большею частью безсознательнымъ,—наблюденій надъ природой[3].
Привычка собираться вмѣстѣ въ періодъ гнѣздованія настолько обыкновенна у большинства птицъ, что едва ли надо приводить дальнѣйшіе примѣры. Вершины нашихъ деревьевъ увѣнчаны группами вороньихъ гнѣздъ; живыя изгороди полны гнѣздъ мелкихъ пташекъ; на фермахъ гнѣздятся колоніи ласточекъ; въ старыхъ башняхъ и
становится довольно боязливою птицею; но когда ему приходится быть окружённым мелкими пташками, он принимает на себя, в интересах сообщества, обязанность часового, и заставляет себя слушаться, говорит Брэм. Здесь вы можете наблюдать властолюбивых лебедей; и наряду с ними — чрезвычайно общительных, даже нежных чаек киттиваке[1], между которыми, как говорит Науманн, ссоры случаются очень редко и всегда бывают кратковременны; вы видите привлекательных полярных кайр, постоянно расточающих ласки друг другу; эгоисток-гусынь, отдающих на произвол судьбы сирот, оставшихся после убитой подруги, и рядом с ними — других гусынь, которые заботятся о таких сиротах и плавают, окружённые 50—60 малышами, о которых они заботятся, как будто все были их родными детьми. Наряду с пингвинами, ворующими друг у друга яйца, вы увидите пыжиков[2], семейные отношения которых так «очаровательны и трогательны», что даже страстные охотники не решаются стрелять в самку пыжика, окружённую выводком; или гагок, среди которых (подобно бархатным уткам, или «coroyas» саванн) несколько самок высиживают яйца в одном и том же гнезде; или кайр, которые — так утверждают достойные доверия наблюдатели — иногда поочередно сидят над общим выводком. Природа — само разнообразие, и она представляет всевозможные оттенки характеров, до самых возвышенных; поэтому-то природу нельзя и изобразить одним каким-нибудь широковещательным утверждением. Ещё менее можно судить о ней с точки зрения моралиста, так как взгляды моралиста сами являются результатом, — большею частью бессознательным, — наблюдений над природой[3].
Привычка собираться вместе в период гнездования настолько обыкновенна у большинства птиц, что едва ли надо приводить дальнейшие примеры. Вершины наших деревьев увенчаны группами вороньих гнёзд; живые изгороди полны гнёзд мелких пташек; на фермах гнездятся колонии ласточек; в старых башнях и
