Послѣ всего только что сказаннаго можно было бы удивляться, что между 26 предполагаемыми поджигателями, переданными французскому суду, не было ни одного дѣйствительнаго преступника; въ числѣ ихъ были: 9 полицейскихъ, два военныхъ (одинъ офицеръ и одинъ рядовой), и остальные всѣ честные ремесленники (кузнецы, портные и т. д.)[1]. Этому однако можно легко найти объясненіе, если представить себѣ правильно тогдашнее положеніе дѣла въ Москвѣ. Ибо тѣмъ дѣйствительнымъ разбойникамъ не трудно было ускользнуть изъ рукъ пьяныхъ французскихъ солдатъ тотчасъ же или на пути въ гауптвахту[2]; а кого застигали на мѣстѣ преступленія, — такого, — какъ мы это видѣли, — безъ всякихъ разсужденій разстрѣливали. И вѣроятно, приводили подъ стражу только тѣхъ наивныхъ и глупыхъ людей, о которыхъ ничего нельзя было показать опредѣленнаго, которыхъ видѣли стоящими и глубокомысленно въ самихъ себя погруженными передъ пылающими домами, какъ это можно наблюдать и теперь еще по отношенію къ русскимъ городовымъ; приводили людей, которые сами смотрѣли съ удивленіемъ на пожаръ, какъ это дѣлаетъ какой-нибудь честный ремесленникъ, и которые наконецъ, приведенные подъ стражу подозрительными французами, въ сознаніи полной своей невинности, и не дѣлали даже никакой попытки бѣжать. Съ тремя изъ нихъ впослѣдствіи говорилъ въ Москвѣ
После всего только что сказанного можно было бы удивляться, что между двадцатью шестью предполагаемыми поджигателями, переданными французскому суду, не было ни одного действительного преступника; в числе их были: девять полицейских, два военных (один офицер и один рядовой), и остальные все честные ремесленники (кузнецы, портные и так далее)[1]. Этому однако можно легко найти объяснение, если представить себе правильно тогдашнее положение дела в Москве. Ибо тем действительным разбойникам нетрудно было ускользнуть из рук пьяных французских солдат тотчас же или на пути в гауптвахту[2]; а кого застигали на месте преступления, — такого, как мы это видели, без всяких рассуждений расстреливали. И, вероятно, приводили под стражу только тех наивных и глупых людей, о которых ничего нельзя было показать определенного, которых видели стоящими и глубокомысленно в самих себя погруженными перед пылающими домами, как это можно наблюдать и теперь еще по отношению к русским городовым; приводили людей, которые сами смотрели с удивлением на пожар, как это делает какой-нибудь честный ремесленник, и которые наконец, приведенные под стражу подозрительными французами, в сознании полной своей невинности, и не делали даже никакой попытки бежать. С тремя из них впоследствии говорил в Москве
