Весь этотъ день Володя пролежалъ въ каютѣ, впадая по временамъ въ забытье. Точно сквозь сонъ, слышалъ онъ, какъ подъ вечеръ зычный голосъ боцмана прокричалъ: «Пошелъ всѣ наверхъ!» —хотѣлъ было вскочить, но, обезсиленный, не могъ подняться съ мѣста.
Да и не все ли равно? Вѣдь онъ безповоротно рѣшилъ въ первомъ же портѣ остаться, и ну ее къ черту эта отвратительная служба... Пусть дядя сердится, а онъ не виноватъ... Ишь вѣдь какъ мечется во всѣ стороны корветъ... О, Господи! что это за ужасная качка... И неужели можно къ ней привыкнуть когда-нибудь...
Онъ вспомнилъ, что не пошелъ на вахту, и когда ему разсыльный пришелъ доложить, что до вахты пять минутъ, сказалъ, что боленъ и выйти не можетъ...
Еще бы выйти, когда его безостановочно тошнитъ...
Онъ ни за что не встанетъ... Пусть съ нимъ дѣлаютъ, что хотятъ... Онъ будетъ лежать до тѣхъ поръ, пока «Коршунъ» не придетъ въ портъ... О, тогда онъ тотчасъ же съѣдетъ на землю.
Счастливцы, кто живетъ на землѣ... Идіоты—пускающіеся въ море... О, какъ завидовалъ онъ всѣмъ этимъ счастливцамъ, которые сидѣли и ходили и не чувствовали этихъ мучительныхъ приступовъ...
«О, мама, милочка! какъ бы я хотѣлъ быть съ тобой!» повторялъ Володя и наконецъ забылся въ тяжеломъ снѣ.
5.
Проснувшись на слѣдующее утро, Володя, къ крайнему своему изумленію, чувствовалъ себя свѣжимъ, бодрымъ, здоровымъ и страшно голоднымъ.
Что это значитъ? развѣ ужъ больше не качаетъ?
Но корветъ качало и качало почти такъ же, какъ вчера, а между тѣмъ Ашанинъ не испытывалъ никакого непріятнаго ощущенія.
