Зная, что ихъ ждутъ, они, по примѣру русскихъ, сразу глотали изрядную чарку крѣпкой водки, и нѣкоторые изъ нихъ отходили въ толпу, едва переводя духъ, словно бы внезапно чѣмъ-то озадаченные люди.
— Что, братъ, забираетъ россійская водка? добродушно спрашиваетъ матросъ, хлопая по плечу низенькаго, сухощаваго и смуглаго французскаго матроса. —Нака-сь, сухарикомъ заѣшь!
— Они по-нашему, братцы, не привычны, авторитетно говоритъ форъ-марсовый Ковшиковъ, рыжій, съ веснушками молодой парень, съ добродушно-плутоватыми смѣющимися глазами и забубеннымъ видомъ лихача и забулдыги матроса. —Я пилъ съ ими, когда ходилъ на «Ласточкѣ» взаграницу... Нальетъ это онъ въ рюмочку рому или тамъ абсини*)—такая у ихъ есть водка—и отцѣживаетъ въ родѣ быдто курица, а чтобы сразу —несогласны! Да и больше все виноградное вино пьютъ.
— Ишь ты!
— Что, камрадъ, бонъ водка? спрашиваетъ онъ, подходя къ смуглому французу съ озадаченнымъ видомъ. —Булеву анкоръ? неожиданно говоритъ онъ, приводя въ изумленіе товарищей такимъ знаніемъ французскаго языка.
Чернявый французъ смѣется и въ свою очередь ошарашиваетъ всегда, когда, старательно выговаривая слова, произносить:
— Карошъ русски водки!
Эффектъ полный. Въ толпѣ хохотъ.
— Карошъ! Ишь вѣдь, дьяволъ, по-нашему умѣетъ! весело говоритъ Ковшиковъ и съ самымъ пріятельскимъ видомъ треплетъ француза по спинѣ. —Въ Кронштадта парле руссъ училъ?
— A Cronstadt...
— Ловко! Ай да Галярка! внезапно передѣлалъ Ковши-
- ) Абсентъ.
