2.
Когда Володя пришелъ домой, всѣ домашніе были въ гостиной.
Мать его, высокая и полная женщина, почти старушка, съ нѣжнымъ и кроткимъ лицомъ, сохранившимъеще слѣды былой красоты, въ сбившемся, по обыкновенію, чуть-чуть на бокъ черномъ кружевномъ чепцѣ, прикрывавшемъ темные, начинавшіе серебриться волосы, какъ-то особенно горячо и порывисто обняла сына послѣ того, какъ онъ поцѣловалъ эту милую бѣлую руку съ красивыми длинными пальцами, на одномъ изъ которыхъ блестѣли два обручальныя кольца. Она, видимо, была разстроена, и ея большіе бархатистые черные глаза были красныотъ слезъ. Хорошенькая Маруся, брюнетка лѣтъ двадцати, съ роскошными косами, обыкновенно веселая и свѣтлая, какъ вешнее утро, была сегодня грустна и задумчива. Костя, долговязый и неукліожій подростокъ въ гимназической курткѣ, съ торчащими вихрами, глядѣлъ на брата съ какимъ-то боязливымъ почтеніемъ и въ то же время съ грустью. А старая няня Матрена, уже успѣвшая обнять и пожалѣть своего любимца въ прихожей, стояла у дверей простоволосая, понурая и печальная, съ любовно устремленными на Володю маленькими слезящимися глазками.
Одно только лицо въ гостиной совсѣмъ не имѣло скорбнаго вида—напротивъ, скорѣе веселый и довольный.
Это былъ дядюшка-адмиралъ, старшій брать покойнаго Ашанина, вѣрный другъ и пѣстунъ, и главная поддержка семьи брата—маленькій, низенькій, совсѣмъ сухенькій старичокъ съ гладко выбритымъ морщинистымъ лицомъ, коротко остриженнымиу сами щетинкой и небольшими, необыкновенно еще живыми и пронзительными глазами, глубоко сидящими въ своихъ впадинахъ. Его остроконечная го-
