а что, если, въ самомъ дѣлѣ, матросы перепьются, и придуманное имъ наказаніе окажется смѣшнымъ?
— Г. Ашанинъ! Подите взглянуть: пьетъ ли кто-нибудь изъ наказанныхь? сказалъ капитанъ.
— Есть! отвѣтилъ Володя и пошелъ на бакъ.
Всѣ четверо матросовъ были видимо сконфужены неожиданнымъ положеніемъ, въ которомъ они очутились. Никто изъ нихъ не дотрогивался до чарки.
Серіозное лицо капитана озарилось выраженіемъ радости и удовлетворенія, когда Ашанинъ доложилъ ему о смущеніи наказанныхъ.
— Я такъ и думалъ, весело промолвилъ капитанъ. Только на Ковшикова не надѣялся, думалъ, что онъ станетъ пить...
И, помолчавъ, прибавилъ:
— А еще у насъ во флотѣ до сихъ поръ убѣждены, что безъ варварства нельзя съ матросами. Вы видите, Ашанинъ, какое это заблужденье. Вы видите по нашей командѣ, какъ мало нужно, чтобы заслужить расположеніе матросовъ... Самая простая гуманность съ людьми—и они отплатятъ сторицей... А это многіе не въ состояніи понять и обращаются съ матросами жестоко, вмѣсто того, чтобы любить и жалѣть ихъ... И знаетели что, Ашанинъ? Я почти увѣренъ, что этичетверо матросовъ никогда больше не вернутся съ берега мертвецки пьяными... Наказаніе, которое я придумалъ, дѣйствительнѣе всякихъ линьковъ... Имъ стыдно...
Нечего говорить, съ какимъ восторженнымъ сочувствіемъ слушалъ Володя капитана.
Испытаніе длилось около двухъ часовъ.
Къ изумленію ревизора, артиллерійскаго офицера и нѣсколькихъ матросовъ, расчетъ капитана на стыдъ наказанныхъ оправдался: ни одинъ не прикоснулся къ водкѣ; всѣ они чувствовали какую-то неловкость и подавленность и были очень рады, когда имъ приказали выйти изъ загородки и когда убрали водку.
