леснаго наказанія, имолодежь восторженно внимала егословамъ. Потомъ зашла рѣчь о новомъ начальникѣ эскадры, и капитанъ сказалъ, что эскадра должна радоваться такому назначенію, такъ какъ Корневъ одинъ изъ тѣхъ рѣдкихъ начальниковъ, которые беззавѣтно преданы своему дѣлу и вносятъ въ него духъ живой. Онъ превосходный морякъ и не формалистъ. Правда, онъ вспыльчивъ и подчасъ даже очень, но въ немъ это вспыльчивость горячей страстной натуры моряка. За это ему можно извинить многое.
— Вы съ нимъ служили, Василій Ѳедорычъ? спросилъ кто-то.
— Служилъ еще въ Черномъ морѣ и въ Севастополѣ... Я былъ мичманомъ на пароходѣ, на которомъ Корневъ во время войны, когда непріятельскій флотъ былъ уже въ Черномъ морѣ, ходилъ на развѣдки, ежеминутно подвергаясь опасности попасться въ руки непріятеля... Потомъ я видѣлъ его кипучую дѣятельность по постройкѣ и изготовленію къ плаванію клиперовъ тотчасъ послѣ войны. При многихъ его недостаткахъ— это благороднѣйшій человѣкъ, и — что особенно рѣдко — умѣетъ сознавать свои ошибкии первый готовъ извиниться, хотя бы передъ мичманомъ, если считаетъ себя виноватымъ... Я это испыталъ на себѣ.
И капитанъ разсказалъ, какъ однажды въ отвѣтъ на дерзость Корнева онъ отвѣтилъ такою же дерзостью и былъ увѣренъ, что послѣ этого вся карьера его кончена: Корневъ отдастъ молодого мичмана подъ судъ, и его по меньшей мѣрѣ исключатъ изъ службы, — а вмѣсто этого Корневъ первый извинился передъ мичманомъ на шканцахъ въ присутствіи всѣхъ офицеровъ.
— Надо, господа, быть очень хорошимъ человѣкомъ, чтобы поступить такъ, какъ поступилъ Корневъ. Очень немногіе способны на это! заключилъ капитанъ.
Послѣ завтрака почти всѣ офицеры вмѣстѣ отправились на берегъ на аудіенцію къ его величеству Камеамеа 4.
